И вот наконец мамаша велела: «Такэси, принеси прописи».
«Дождался», — подумал я про себя и вытащил заготовленное, но иероглифы, исправленные красным, были выведены так неумело, что я снова попался.
То ли мамаша устала бороться со мной, то ли у нее было хорошее настроение, но в этот раз она особенно даже и не ругалась. Только сказала: «Если тебе так уж не нравится каллиграфия, можешь туда не ходить».
Сейчас, вспоминая все это, я думаю: «зачем я все это вытворял?» и прихожу к выводу, что мне, пожалуй, нравилась борьба с мамашей, чем бы она ни заканчивалась. Мамаша все же не столько была «кёику мама»,[4] сколько типичной тетушкой, которой нравилось быть полезной людям.
В начальной школе у меня был классный наставник по имени Фудзи-саки-сан. Он родился где-то в Тоттори, закончил краткосрочные педагогический курсы. Наверное, сразу после этого пришел к нам в школу. Мамаша считала самым обычным делом пойти к нему постирать или приготовить еду, причем чуть ли не каждый день. Она говорила: «Все, что угодно, если ребенку будет от этого лучше».
Помню даже мой старик (Кикудзи-ро) как-то раз рассердился и начал кричать: «Для меня ты ничего не делаешь, а для учителя Такэси и стирать готова у него дома! С чего это вдруг, дрянь ты эдакая!» А она ему: «Да ты ничего не понимаешь в воспитании, дурак!» Слово за слово, дело дошло до жуткой ссоры.
Каким бы ни был мой отец, ему, как мне кажется, приходилось нелегко.
И дома он все время существовал как бы на правах бедного родственника. В общем понятно, почему он каждый день возвращался домой в пьяном виде.
Да, кстати, моя война с мамашей вовсе не закончилась тем эпизодом с иероглифами. Все продолжалось в том же духе и в средней школе, и в старших классах, и в университете. Если задуматься, то получается, что вся моя жизнь состояла из битв с мамашей.
* * *
То, что я в конце концов поступил на политехнический факультет университета Мэйдзи, тоже являлось ничем иным как небольшой победой мамаши. Кончилось это плачевно — я бросил учебу, и сражениям матери и сына на поле образования был положен конец. Но временами я чувствовал себя виноватым, потому что мое поведение напоминало бегство в самый критический момент сражения. Впрочем, для мамаши наша битва не ограничивалась только областью учебы.
Она ставила перед собой намного более высокую цель. Короче говоря, она мечтала, чтобы в результате нашей войны «я стал бы как минимум порядочным человеком, похожим на старших братьев».
