— Пойдет, конечно. Да, еще в полицейское управление надо «барашка в бумажке» отнести. Сколько надо положить, как думаешь?
— А я почем знаю?
Но зато за день до бдения Масару вдруг заявил:
— Слушай, я часов на пять отъеду…
Я удивился:
— Какие еще пять часов?
— У меня лекция.
— Ты что, какая еще лекция? — Я продолжаю гнуть свое. — Я четыре или пять программ отменил на телевидении, и ничего…
А он словно не слышит. Опять говорит:
— Ты уж извини, никак не смог перенести…
Вернулся Масару с букетом, явно полученным от студентов.
Пока его не было, приходил какой-то странный тип. Он все мялся у входа, а когда сестра его спросила: «Вы к кому?», он вдруг ответил:
— Да я с Футоси учился с начальной школы до старших классов.
Сестра спрашивает, мол, кто такой Футоси.
— Я думал, что в иероглифе его имени была еще одна черточка, и называл его Футоси,[17] — отвечает этот тип.
Сестра никак не могла успокоиться, все доказывала ему, мол, как же так? Неужели бывают люди, которые за восемь-девять лет учебы в одном классе не могут узнать правильное имя своего одноклассника?
Пока она все это говорила, он зажег курительную налочку на алтаре и со словами «Передавайте Футоси привет» удалился.
Так никто и не понял, откуда взялся этот странный человек.
Из-за того, что на похоронах появляются всякие непонятные люди, когда принесли букет от премьер-министра Обути, братья решили, что это чья-то шутка. Когда же узнали, что это на самом деле букет от премьер-мини-стра, братья мои очень обрадовались. Потом стало известно, что, решив отправить цветы, Обути-сан долго раздумывал, не создаст ли это дополнительного беспокойства. Вот какой чуткий премьер-министр оказался.
В крематории в момент последнего прощания с покойной вообще произошло невероятное. Крышка гроба открывалась где-то посередине. Мы сняли крышку и сказали всем присутствующим: «Взгляните в последний раз на лицо усопшей». Только цветов принесли так много, что лица мамаши было совсем не видно.
— Такэси, лица не видно!
— Она просто утонула в цветах…
Мы так переговаривались между собой, пока похоронный агент вдруг не сказал:
— Э-э, простите великодушно, но надо повернуть гроб. Здесь как раз ноги…
То ли тело положили неправильно, то ли крышку сняли неудачно, но вся эта ситуация показалась мне похлеще самой скабрезной шутки. Ведь обычно в крематории такая атмосфера, что даже мне не пришло бы в голову отпустить шуточку типа: «Прожарьте с кровью, пожалуйста».
Когда мы разбирали прах, у мамаши на уровне поясницы оказался железный штырь.
