— Ты ведь ненавидишь антисемитов? — спросил он. — Вот и радуйся.
— Джузеппе, не так все просто. Да, я терпеть не могу антисемитов и расистов, и этих параноиков, у которых везде заговор. Но я за свободу слова…
— Для антисемитов? — спросил он даже с некоторой желчью и ехидством, с явным желанием поймать меня на чем-то. — Ты ведь такой защитник евреев! Ты ведь сам, ты ведь говорил, ты на какую-то дольку еврей. Ты обвиняешь русских в том, что они плохо поступили с евреями…
— Не просто «плохо поступили», — твердо сказал я, — а совершили реальные преступления против реальных евреев. Подтверждено судом. Ничего личного, как говорят англосаксы, — я немножко улыбнулся и снова положил свою ладонь на его руку.
Он тоже чуточку улыбнулся мне в ответ:
— Все-таки у тебя каша в голове. Или ты считаешь, что бывают плохие антисемиты-русские и хорошие антисемиты-немцы?
— Нет. Антисемитизм всегда отвратителен.
— Так радуйся, что этого Розенкранца посадили в лагерь!
— Розенберга.
— Ладно, какая разница… Написал бы Тельману благодарственное письмо! От имени австрийских архитекторов. Там среди вас много настоящих евреев? Не полукровок, не четвертинок, не онемеченных, а вот чтобы без дураков?
— Некоторый процент, — сказал я. — Кстати, они и не слыхивали о таком Розенберге и его теориях. До Вены это как-то не докатилось. Но не в том дело. Не все так просто, — повторил я. — Пока антисемиты не устраивают погромов, вообще пока они реально не вредят евреям, то есть пока они не нарушают уголовный закон — они имеют право высказывать свое мнение. Как и все остальные. Как и я! Я, так сказать, анти-антисемит, имею полное право с ними спорить и даже называть их идиотами и негодяями.
— А если от слов они перейдут к делу? — спросил он. — К погромам?
— Тогда звать полицию. Арестовывать и судить.
— Это англосаксонская зараза, — сказал Джузеппе. — Нам теперь вбивают в голову то же самое. Но нам деваться некуда, мы проиграли, а добрые победители нам помогают. Учат нас, дураков, уму-разуму. Правам и свободам.
— Неважно, чья зараза, — сказал я. — Важно, что это правильно.
— Хорошо, — сказал Джузеппе. — Допустим. А если вот в ту самую минуту, пока будет ехать полиция, они успеют убить двух-трех человек? Что тогда? Ты не пожалеешь, что эту партию вовремя не запретили?
— Я пожалею этих людей. И постараюсь помочь полиции, чтоб задержали преступников.
— Убитым не нужна твоя посмертная жалость! И чтоб ты помогал ловить убийц, им тоже не нужно. Уже не нужно, понятно? Если их убили, им уже ничего не нужно. Им нужно было —
