Я вижу Эндрю и Лори; они хорошо смотрятся вместе. Их дети остались в Манхэттене: самому старшему из них всего три года. Я думаю, что дети должны ходить на похороны, невзирая на возраст, они могли бы научить взрослых, как вести себя более естественно. Я должен поговорить с Эндрю, но это нелегко. Что происходит в его голове? Так ли он на самом деле счастлив, каким пытается выглядеть? Вероятно, да. Может быть, он сумеет научиться управлять самолетом так, чтобы не разбиться, но даже самых глупых животных можно научить делать умные трюки, а в Эндрю есть что-то очень глупое. Конечно, глупым людям везет. У них не хватает ума понять, насколько в действительности ужасна жизнь. Тем не менее мне нравится Лори. Интересно, какова она в постели. Ну, хватит!
Вижу тетю Эмили и стоящую рядом с ней Рози, она, несомненно, навсегда останется девственницей. Рози похожа на тетю Эмили, она начисто лишена сексуальности, неглупа, но с несколько ограниченным кругозором, первоклассная лошадь с шорами на глазах. Думаю, что мне нравятся и тетя Эмили, и Рози, но я не могу общаться с ними. Мне не о чем с ними говорить.
Вот стоят партнеры из банка Ван Зейла, напыщенные ничтожества, — все они, кроме Скотта, глупее меня. Мне нравится Скотт. Ищу глазами Скотта, черноволосого, черноглазого, со строгим бледным лицом. Уайклиф, вероятно, был похож на Скотта — вероятно, все средневековые еретики были похожи на Скотта, когда шли на костер, готовые умереть за свою идею. В Скотте есть что-то очень странное. Что-то от привидения. Но он хорошо играет в сквош и способный работник. На днях он рассчитал акции «Коустал алюминиум» со скоростью мастера, разделывающего треску.
Вот передо мной члены «Братства Бар-Харбора», седые мужчины средних лет в черных костюмах с осунувшимися от горя лицами. Корнелиус и Джейк стоят в стороне друг от друга, но Кевин находится непосредственно рядом с Корнелиусом, и когда они встретились перед отпеванием, то пожали друг другу руки и немножко побеседовали. Мне нравится Кевин Дейли, но я его мало знаю. Вероятно, и никогда не узнаю. Как бы я хотел быть похожим на Кевина Дейли, блистательного, находчивого в разговоре, полного обаяния — обаяния, не похожего на пресловутую манерность Сэма Келлера, которая, по-моему, всегда отдавала нарочитостью. Обаяние Скотта подобно воде, вытекающей из водопроводного крана, а обаяние Кевина подобно бьющему ключом источнику. Да, я восхищаюсь Кевином Дейли, и мне нравятся его пьесы. Больше, чем пьесы Уильямса с их южным сексом и нервным напряжением. Кевин, когда пишет о сексе, не интересуется его механикой. Его больше занимает секс как форма общения, которая может то повергать человека в ад, то возносить его в рай. Иногда мне кажется, что Кевин так же хорош, как Миллер, несмотря на то, что я не верю, что кто-нибудь из ныне живущих американских драматургов в состоянии превзойти «Смерть коммивояжера».
