Голос прервался.
И в командный пункт с притушенными огнями, где горели только глазки и подсвеченные шкалы приборов, прорвался глубокий непередаваемый гул, заглушающий непрерывные удары грома, нескончаемый разъяренный рык, от которого, казалось, останавливается сердце и внутреннее напряжение мучительно, бесконечно длится до последней невыносимой границы. И вдруг — странное безмолвие: метеоразведчик вышел в «глаз». И это неожиданное, как блеск молнии, молчание болезненно ударило по нервам людей, заставив их тревожно насторожиться. Грандиозные колоннады, теряющиеся в небе, вырастали на экране с подъемом разведчика. Среди колонн этого зловещего языческого храма потоками крови мерцали неподвижные огненные стены — многокилометровые разряды молний, а в середине «глаза» сиял ослепительный солнечный свет и нежнейшие перистые облачка парили на фоне безмятежного неба. А в немыслимой бездне, уходящей вниз, гигантские волны в десятки метров высотой врывались в эпицентр циклона, разгоняя сутолоку пирамидальных волн.
— Градиент давления не могу замерить, отказывают приборы. Иду к крейсеру… У цели остается левобортный разведчик.
И сразу же взволнованная скороговорка Эванса перебила Доннера.
— Первый раз в разведке? — повернулся Родионов к лейтенанту.
— Да, — с запинкой ответил он, — впервые.
— Ах так! Поздравляю с боевым крещением!
— Благодарю, товарищ адмирал!
А левобортный разведчик между тем старался изо всех сил.
— Это поистине арена железных ветров! Когда-то капитаны писали в своих судовых журналах: «Ветер — как металл!», «Ветер — становится видимым!», «Ветер — бесконечность!», «Ветер — который бьет!» В этих лаконических определениях спрессована огромная информация!
Разведчик Эванса шел по спирали, повторяя маневры правобортного, и говорил, говорил, захлестнутый величием зрелища. Родионов слушал, изредка поглядывая на Эванса, а тот сидел с замкнутым видом, словно не имел отношения к экспансивности ракеты.
На пульте перед лейтенантом погас один из двух красных сигналов — правобортный разведчик вошел в свое гнездо на палубе крейсера.
Родионов сверил свои часы с корабельными, взглянул на приборы и, поколебавшись, наконец, спросил Эванса:
— Сколько времени занимает «промывка» памяти разведчика?
— С трехкратной страховкой не больше десяти минут.
— Займитесь этим немедленно. Подготовьте аппаратуру для меня. Проверьте бортовые системы разведчика.
— Есть! — с готовностью откликнулся лейтенант. А Доннер невольно вздохнул, но промолчал.
