— Но зачем они такое вытворяют?
Хенрик поднял брови.
— Ты что, забыл первейший закон человеческого поведения? Почему человек делает то или другое? Да просто потому, что может. За новостями следишь?
— Когда как.
— Да, понимаю, после той свистопляски с клубом «Харон» я бы тоже на время отключился. Спятить можно было. Остается диву даваться, что эти психи из «Корней» не устроили самосожжения или не обпились ядом. Или не подсыпали какую-нибудь дрянь в водопровод.
— Э, нет, тут ты неправ, — возразил я, шагая за ним по коридору. — Эти видят свое предназначение в жизни совсем иначе. Травиться сами они не будут, не дождешься. Их цель — размножиться так, чтобы превзойти нас поголовьем, а когда мы вымрем им на радость, они расправят плечи и гордо и одиноко встретят вселенский глад, трус и мор, каковые, по их мнению, совершенно неотвратимы. И при этом они-то уцелеют и выживут, потому что вели себя хорошо и соблюли чистоту, исполняя волю Божью.
— Мор, говоришь? — откликнулся Хенрик. — Значит, за водопроводом все-таки надо глаз да глаз, а то вдруг эти ребята решат слегка помочь Господу по части мора?
Комната отдыха здесь была такой же, как и во всех других полицейских участках, и потому я сразу признал давних знакомых: и неизбежные объявления, грозящие суровой карой тем, кто не моет и не убирает за собой чашки, и календарь с расписанием тренировок, и плакат, призывающий к участию в благотворительном марафоне. Имелся тут и шуточный коллаж: реклама какого-то фильма — фотография актера, слегка смахивающего на местного комиссара полиции. Актер мужественно разгонял целую стаю зомби, а внизу кто-то приклеил подпись: «Комиссар обсуждает с Полицейской ассоциацией требования о повышении зарплаты». Нет, что-то я по всему этому не слишком соскучился, особенно по казенной бурде, именуемой чаем.
Здесь собрались местные сотрудники, кто в форме, кто в штатском — перекусывали, пили чай, болтали. Неужели уже пересменок? За стол почти никто не садился, больше стояли или прохаживались. Много знакомых лиц. Я поздоровался с ними кивком.
— Дайрек, помнишь Фоулера? — спросил Хенрик одного из сослуживцев, заваривая себе чай. Возможно, эта чашка чаю и составит весь его обед. Вечная спешка.
Я впервые видел перед собой темнокожего летателя. Да еще и полицейского. Небывалые дела! Лоснистые черно-зеленые крылья Мика Дайрека переливались, словно петушиное оперение.
Дайрек пожал мне руку.
— Привет, Фоулер, — пробасил он. — Как жизнь?
