Отослать ее куда-нибудь?
— Знаешь, лучше всего давай домой. Дождешься поезда… Ты же… — Не хочу ее обзывать. Что-то от испанца, значит, у меня все-таки есть.
Она молчит. Смотрит куда-то в сторону. Ковыряет в спортсумке.
— Я же обещаю… паинькой быть.
— Этого еще не хватало! Давай отсюда! Густав говорит тебе: жизнь сурова и несправедлива. Деньги есть?
Я готов даже отдать ей две марки из своих десяти, только б она убралась. А она протягивает мне раскрытый кошелечек:
— Там пятьдесят марок. Хочешь, возьми.
Вот это да! Я даже присвистнул. Пятьдесят марок! Тут пахнет жареным.
— Тебя какая блоха укусила? Подкупить меня вздумала?
Не на того…
И тут случается такое… Нет, нет, не землетрясение, и не тайфун на нас налетел, и из автомата никто нас огнем не поливал, и в солнечное сплетение никто меня не стукнул. Нет. Цыпка плачет! Не рыдает, не кричит, просто стоит, склонив голову, а слезы так и шлепают в песок. Время от времени сморщит нос, ладонью по губам проведет. Должно быть, рука в пыли — лицо уже вымазано и набухло, будто его искусала тысяча комаров.
Густав, ты шляпа в квадрате! Признайся: дело с мешком Петера было твоей первой глупостью. Мог ведь Петер сам его захватить. Тяжелый, черт, полтрабанта весит! Нет, видите ли, господину рулевому надо сперва съездить в Цербст — там невеста живет. А я, как всегда, не додумал и сказал: «Идет, капитан. Через полтора часа буду в Ростоке. Подумаешь… Мизинцем мешочек подыму, еще корзину угля в придачу». Петер обрадовался: «Если ты для меня это сделаешь, Гуннар… мне же книги эти нужны до зарезу, а мне их сперва в Цербст тащить, потом опять обратно в Росток… Если ты для меня это сделаешь, я тебе достану комнату в Варнемюнде, а то и братом тебе не буду». Тут-то я и попался. Насчет Вариемюнде — это я и без мешка получил бы. В конце концов, мать обещала марку-другую на дорогу, и отец бы молча пятерку выдал. Только и остается, что сказать себе: «Задавала! Стоишь тут у околицы и таешь около ревущей Терезы, будто кусок масла в Сахаре».
— Перестань!.. — рычу я и делаю вид, что должен получше увязать мешок Петера, чтоб его черти съели!
Но Цыпка не переставая льет слезы, тихо, но льет.
— Брось ты! Захвачу тебя. Слушай лучше: не пройдет и часа, как будем на месте. Только ты от Густава ни на шаг, поняла?.. Хоть бы парочку анекдотов знала или видик у тебя был бы хиповый.
Цыпка мгновенно перестает реветь, вытирает лицо платком, только размазав пыль, и ясным таким голоском говорит:
