Здоровье Осипа ухудшалось. Его губила болезнь царских тюрем и бисмарковских казематов, болезнь долгих лет нужды. Она унесла Осипа Цеткина, когда ему не исполнилось и сорока лет.
Был солнечный январский день.
Посреди комнаты, убогость которой вдруг выступила из каждой ее щели, стояла молодая женщина. Она не причитала, не ломала руки. И не плакала. Когда горе так велико, нет места слезам.
Ею овладело странное чувство: словно она видит страшный сон. Надо проснуться, чтобы вернуть последний миг счастья, слабое пожатие руки, легкое дыхание, тихие слова любви…
Скромный обряд на кладбище для бедных окончился. Горькие и скорбные, отзвучали слова товарищей. Позже они будут повторены столбцами социалистических газет: «Еще одна жертва жестоких классовых боев и закона против социалистов. Русский революционер Осип Цеткин заслужил глубокую благодарность рабочих…»
В мансарду серого дома на улице Клиши вернулась молодая вдова. Опустевшая комната показалась ей незнакомой.
Она открыла дверь на железный балкончик. Вместе с морозным воздухом до нее донеслось пение; пестрые бумажные фонарики, смешные маски оскорбили ее. Она глянула вдаль: в обрамлении огней чуждым, незнакомым видением высилась до самых облаков железная ажурная башня. Возгласы в толпе внизу «Вива, Эйфель!» все объяснили: Александр Гюстав Эйфель закончил постройку своей знаменитой башни! И сейчас, празднично освещенная, она вознеслась над Парижем, словно родилась из мрака именно этой ночью…
Клара вернулась в комнату. Она была одна здесь. Совсем-совсем одна.
Ее дети спали у соседки за стеной. Она не имела права предаваться отчаянию. У нее были дети. И дело. Их дети, ее и мужа. И дело тоже ее и мужа.
…Гремели салюты, огненные колеса фейерверков крутились в темном небе, ликующие толпы заполняли улицы. Вступил на трон Вильгельм Второй.
Кайзер произносил длинные речи — он обладал ораторским даром, музицировал, покровительствовал искусствам.
Верноподданные говорили о блестящих придворных балах, прогулках и охотах, предпочитая молчать о недовольстве в Рурских шахтах, о выступлениях горняков Саксонии, Силезии, Саара…
В то самое время, когда реки Германии, вскрыв ледяной покров, широко и вольно разливались в долинах, поднялись из забоев, спустились с горных рудников, бросили кайла и молотки, остановили врубовые машины стачечники — горняки всей страны!
Правительство направило против рабочих войска.
В покоях гогенцоллерновских дворцов мечтали о новом оружии.
