Удар | страница 125
Тайгер перевел взгляд на полубак, где в расслабленных позах сидели двадцать человек из штата Баха.
– Не подведут! – заметив взгляд Тайгера, произнес Ицу. – У Баха все первоклассное: самолеты, машины, люди.
– Как-то не очень сочетается: «первоклассные люди», – заметил Тайгер.
– Фраза в стиле Баха. Его принцип различия людей ничем не отличался от принципа, по которому он различал, например, механизмы, машины. Он и сам был, скорей, машиной, нежели человеком, а потому в этой истории с твоим телом его трудно назвать подлецом. Разве можно машину обвинить в подлости?
Тайгер пожал плечами, затем произнес:
– Ицу, в последнее время ты стал много философствовать.
Ицу усмехнулся:
– Это наследственное. Мой отец преподавал философию в университете, и, разумеется, старик хотел, чтобы я пошел по его стопам. Некоторое время я усердно изучал это дело, почти так же усердно, как и боевое искусство, пока до меня не дошло: философия – всего лишь способ оправдать свое, порой жалкое, существование с помощью свободно витающей мысли. Философские концепции порой любопытны, но их слишком много. Какая-то из них может подойти одному человеку или даже группе. Но зачем их навязывать целому обществу? Навязанное склонно принимать уродливые формы. Истина гласит, что нет всеобщей любви, есть лишь стремление к идеалу. Я всегда инстинктивно противился концепции всеобщей любви. Теперь, когда она стала идеологией, у меня есть подозрение: кому-то надо, чтобы люди стали смиренными идиотами.
– И что? – спросил Тайгер.
– Что? – Ицу отвел глаза от горизонта и посмотрел на Тайгера. – Что делает общество, когда ты пытаешься жить против навязанных им правил? Сначала оно начинает легонько шлепать ладошками по твоим щекам, а потом тебя просто начинают бить. Вот тут-то и приходится выбирать подходящую философию. Либо философию пешки, либо философию груши для битья. Выбираешь первую – тобой манипулируют. Выбираешь вторую – тебя бьют. Но есть третий вариант, когда бьешь ты.
– И как выглядит такая философия? – спросил Тайгер.
– Просто! – усмехнулся Ицу. – На удар я отвечаю ударом, утверждая себя в этом мире! В ударе я познаю и оцениваю себя, и меня оценивают другие. Но, – Ицу вдруг хитро улыбнулся. – Я никогда не забываю, что это игра. Только тогда я могу выиграть.
Ночь выдалась на редкость темной. Вода слегка фосфоресцировала, слабо плескаясь в темноте о борт катера, который стоял в миле от берега.
Тайгер посмотрел на часы и негромко произнес: