Эбботт докатился до противоположного края кабины и
это конец… это оно… нам крышка… мы все умрем… я умру…
какой он будет, последний вздох жизни? Что я почувствую?
тут же закрыл голову руками.
— Боже, боже, боже, бо…
— Заткнись!
— Это оно! — заорал Эбботт, перекрикивая шум двигателя, свист пара, грохот колес. — Нам конец. Всем. Каждому.
И он зарыдал.
Пол не плакал уже многие годы; на самом деле он просто не помнил, плакал ли когда-либо вообще. А потом нахлынули воспоминания, галлюцинаторный калейдоскоп лиц, старых, зрелых, пожилых. Одни принадлежали друзьям, некоторые любимым, другие
матерям? отцам?
родственникам… но все они были разного цвета, в разных одеждах. Каждое уставилось на него из дальних уголков разума картинками на плохо настроенном телевизоре, картинками, старавшимися пробиться, проникнуть сквозь статику, добраться до него…
— Тебе нужно пойти назад.
Эбботт затряс головой, стараясь избавиться от этих воображаемых — вспоминаемых? — лиц.
Кто эти люди? Почему он их узнает? Они все качали головами в мириадах воспоминаний, смотрели на него, презирая за то, что он сделал. Пол едва дышал, рыдания сотрясали его спазматическими вздохами, разрывая горло и грудь.
— Обожеобожеобожеобожеобо…
Старик повернулся и пнул Эбботта в голень:
— Я сказал, тебе нужно пойти назад!.. Пойдешь назад и разнимешь их.
Пол захрипел и выкашлял слюну на руки:
— Должен… должен пойти назад? Ты же говорил, что никогда не останавливаешь поезд?
— Не останавливаю. — Старик кивнул на экран. — Я имею в виду, что ты должен пойти в последний вагон и разнять их.
Эбботт застонал и затряс головой, но потом
вспомнил солнечный свет… и смех, вспомнил мрачные дни, которые, в конце концов, оказались не такими мрачными
остановился.
— Никуда не надо идти! — триумфально завопил он, размахивая руками в воздухе. — Мы снова… ты все возьмешь под контроль. Не надо волноваться… Как ты не видишь?
— А теперь послушай меня. — Слово «меня» растеклось серией продолжительных гласных, старик ударил себя кулаком по голове, из-за чего один его глаз с хлюпаньем выпал из черепа и повис на длинной закрученной пружине. — Дерьмо! — заорал он. — Прошу прощения за мой французский, но ты только посмотри, что я наделал и кем стал!
Старик затолкнул глаз на место и провернул его, пока тот не издал глухой щелчок, но перед этим Эбботт успел заметить, что было там, внутри. Мерцающие огоньки и металл.
— Они оба заперты вместе. — Старик опять кивнул на экран. — Я не могу их разнять. Сначала верх взяло Отчаяние, потом Надежда. Это и происходит, ты что, сам себя не слышишь? Это и происходит. Я не могу разнять их, я не могу остановить поезд или доверить его управление тебе. Остается единственный выход: туда должен пойти ты.
