– Ну, мне кажется… Тебя, кстати, как зовут?
– Даша
– Меня – Ирина. Так вот, я думаю, если бы ты его любила так же сильно, как он тебя, то вне всяких сомнений беременность надо сохранять. Но в твоем случае имеешь полное моральное право на аборт. Дети должны рождаться в любви – сильной и обоюдной. Значит, ты еще не встретила свою настоящую любовь. Как безумно, именно безумно, полюбишь – значит встретила. Вот тогда и родишь любимому и единственному первенца. А сейчас ложись и отдыхай. Завтра утром доктор тебе все сделает на пять с плюсом!
– Да причем здесь любовь? – Даша подняла полные страха глаза, и только теперь Ирина разглядела неестественно расширенные зрачки девушки. – Я боюсь не трудностей с ребенком потом, а смерти сейчас. Роды – это боль, пусть сильная, но боль, а аборт для меня смерть, и уже завтра. Я не хочу умирать. Я чувствую, что этот день последний. Смерть за смерть. Убью его – умру и сама. Будут завтра кромсать его – порубят и меня. Мы единое целое. Я это чувствую всем телом.
Нижняя губа Даши задрожала, и крупные капли покрыли ее лицо. Ирине ударил в нос резкий запах – запах страха. Так, наверное, пахнет загнанный охотниками зверь, чувствуя свою обреченность, или приговоренный к смерти перед казнью. Люди умеют пугать до смерти не только себя и друг друга, но и животных. Девушка как будто прочитала ее мысли и, на мгновенье выйдя из оцепенения, спокойно и без эмоций констатировала:
– Это казнь, и я на нее не пойду, и не поведу на нее своего ребенка. Бог дал его, пусть сам и забирает, когда решит. Я за него решать не буду ничего.
С этими словами она встала с постели, взяла свою пляжную сумку с вещами и на мгновение, перед тем как покинуть палату и вернуться к жизни, обернулась к Ирине, мягко, с пониманием в голосе и мудрым взглядом человека, прошедшего через испытание смертью, но выжившего, произнесла:
– Спасибо, Ирина, вам за поддержку и храни Вас господь.
Время трудилось исправно. Живот Даши рос, но и росла пропасть между ней и Алексеем. Даша все чаще говорила с ним словами родителей о миссии родить здорового малыша. О том, самое большее, что можно сейчас сделать, – это дать жизнь ребенку, но невозможно развиваться ему так, как он того достоин в силу вполне реальных, объективных причин. На очередное предложение расписаться, Даша говорила, что годика через два обязательно, но не теперь, и точно не в этом положении.
– Пойми, Лешик, ну куда тебе сейчас ребенок? Ты сам еще ребенок – умный, но ребенок. А я хоть и дура, но уже не девочка и трезво оцениваю ситуацию.
