— Будет исполнено.
— А где Пальм?
— Он не докладывает мне.
— Ну зачем же так трагически?
— Товарищ Пальм ведёт себя… странно.
— То есть?
— Он выяснил, что четыре человека могли сообщить о транспортировке груза, и не арестовал никого.
— Я думаю, что капитан Пальм разбирается с ними.
— С ними надо разбираться во внутренней тюрьме.
— Зачем же спешить?
— Это не поспешность, а стиль работы. Нельзя давать поблажки бандопособникам.
— Подозреваемый ещё не преступник, Яан Антонович. Этому нас учит Дзержинский. До тех пор… Хорошо, — перебил Соснин зама, — об этом позже. Вы выяснили в отношении денег?
— Нет.
— Почему?
— Я допрашивал директора магазина.
— Не понимаю.
— Я хотел узнать, для кого он берёг эти портсигары.
— Значит, так, — Соснин хлопнул ладонью по столу и внимательно посмотрел на этого аккуратного розоволицего человека в полувоенном френче.
Лембит никогда не носил штатского костюма. Он или ходил в форме, или в зелёном френче с отложным воротничком, носить который так любили многие руководящие работники. Это была не просто мода, не просто подражание. Нет. Френч символизировал большее. Он определял образ мыслей и стиль руководства. Он определял незыблемость убеждений его владельца.
— Значит, так, — повторил Соснин. — Директора — домой. А вы — к экспертам, пусть сравнят номера дензнаков, найденных в магазине, со списком Наркомфина.
Лембит прищурившись поглядел на Соснина. Нехороший это был взгляд. Непростой. Предупреждение жило в его сине-стальных глазах, последнее предупреждение. Не понимаете вы национальной политики, говорили они. Не понимаете. Ловить бандитов — это ещё не всё. Главная линия.
— Всё, дорогой Яан Антонович, давайте работать. К концу дня жду результаты. Помните, данные из Выру очень важны.
В спортклубе пахло трудом. Потом пахло, канифолью и железом. Запах этот Эвальд почувствовал сразу, лишь только перешагнул порог тренировочного зала.
Тренировка баскетболистов заканчивалась. Несколько человек уже сидели на полу, устало прислонившись спиной к стене. Только у щита боролись за мяч четверо высоченных парней. Эвальда поразила беднота формы. Застиранные трусы, вылинявшие майки с надписью «Таллин», разношенные, заштопанные резиновые тапочки. Да, эти ребята резко отличались от сборной города, игру которой Эвальд видел в 1940 году. Не было ярких двухцветных рубашек, белых атласных трусов. Сорок пятый — не сороковой. Но главное, что у города была своя сборная, и, судя по газетам, играла она вполне прилично.
