Он убрал стакан, закрыл буфет. На лестнице послышались шаги отца. Гейдж все понял.
Оптимизм вытек, подобно струйке воды. Осталась лишь тяжесть в душе. Глупо, подумал он. Глупо надеяться, что старик останется трезвым. Глупо верить, что в этой квартире, похожей на крысоловку, может появиться что-нибудь приличное.
Гейдж вошел к себе в комнату, закрыл дверь. Потом подумал: какого черта? Посмотрим, что этот пьяный сукин сын скажет в свое оправдание.
Он вышел в коридор и стоял, разозленный, зацепив большие пальцы рук за карманы джинсов, готовый взмахнуть красной тряпкой перед носом быка. Отец распахнул дверь.
Билл Тернер покачнулся и ухватился за дверной косяк. Лицо его раскраснелось от подъема по лестнице, жары и спиртного. Даже с противоположного конца комнаты Гейдж чувствовал запах пропитанного виски пота, выступавшего из всех пор на теле отца. Футболка была влажной под мышками и на груди. В мутных глазах, остановившихся на Гейдже, плескалась злоба.
—Что вылупился?
—Да вот, смотрю на пьяницу.
—Пара бутылок пива с друзьями не делают меня пьяницей.
—Похоже, я ошибся. Ты пьяный лгун.
Злоба в его взгляде сгустилась. Гейдж подумал, что это похоже на приготовившуюся к броску змею.
—Попридержи язык, парень.
—Я должен был знать, что ты не выдержишь. — Хотя отец держался целых пять месяцев. Не напился даже на день рождения Гейджа, и именно тогда у него появилась надежда. Впервые с тех пор, как он начал пить, отец умел удержаться на день рождения сына.
Разочарование, обида от того, что его предали, оставляли более глубокие раны, чем удары ремня. Убивали последние капли надежды.
—Не твое дело, — огрызнулся Билл. — Это мой дом, не указывай, что мне делать в собственном доме.
—Это дом Джима Хоукинса, а я плачу за квартиру наравне с тобой. Опять пропил всю зарплату?
—Я перед тобой не отчитываюсь. Заткни пасть, или...
—Что? — с вызовом произнес Гейдж. — Ты пьян и на ногах не держишься. Что ты можешь сделать, черт возьми? Хотя мне плевать, — с отвращением бросил он, повернулся и шагнул к двери в свою комнату. — Хорошо бы ты сдох от пьянства, и дело с концом.
Билл был пьян, но быстр. Он метнулся к сыну и прижал спиной к стене.
—Паршивец. Ты всегда был паршивцем. Лучше бы ты вообще не родился.
—Ты тоже. А теперь убери от меня свои лапы.
Два быстрых удара, и у Гейджа зазвенело в ушах, на губе выступила кровь.
—Пора бы тебе научиться уважению, черт возьми.
Гейдж помнил первый удар, помнил, как его кулак врезается в лицо старика, помнил удивление в глазах отца. Что-то — старый торшер — с грохотом упало на пол, кто-то ругался на чем свет стоит. Он сам?
