— Так, так, — сказал Сантер, — я признаю, как и ты, патриотизм гражданина Мориса Лендэ, что не помешает записать его в число отсутствующих, если он не явится через 10 минут.
И Сантер отправился далее.
В нескольких шагах от генерала в ту минуту, как он произнес эти слова, были егерский капитан и солдат; один стоял, опершись на ружье, другой сидел на лафете.
— Вы слышали? — вполголоса сказал капитан, обращаясь к солдату. — Морис еще не явился.
— Да, но он еще будет, успокойтесь, разве только он изменил.
— Если бы он пришел, — сказал капитан, — я бы вас поставил караулить на лестнице, и так как, вероятно, она пойдет на башню, то вам удалось бы сказать ей слово.
В эту минуту показался мужчина, которого по трехцветному шарфу признали за муниципала; но только этот мужчина не был известен ни капитану, ни егерю, что и заставило их устремить на него пристальный взгляд.
— Гражданин генерал, — сказал новопришедший, обратившись к Сантеру, — прошу принять меня на место гражданина Мориса Лендэ, который болен. Вот свидетельство врача; мне достается быть в карауле через неделю; я меняюсь с ним; через неделю он будет нести мою службу так точно, как я понесу его службу сегодня.
— Да, если только Капеты и Капетки проживут еще неделю, — заметил один из муниципалов.
Сантер на эту шутку усердного служаки многозначительно улыбнулся, потом, обращаясь к заместителю Мориса, проговорил:
— Ладно, пойди распишись вместо Мориса Лендэ и внеси в столбец примечаний причины этой перемены.
Однако капитан и егерь взглянули друг на друга с радостным удивлением.
— Через неделю, — сказали они друг другу.
— Капитан Диксмер, — крикнул Сантер, — расположитесь с вашей ротой в саду!
— Идемте, Моран, — сказал капитан, обращаясь к егерю, своему товарищу.
Раздался барабанный бой, и рота, предводительствуемая кожевенником, удалилась по назначенному ей направлению.
Ружья поставили в пирамиды, и рота разделилась по группам, которые стали прогуливаться взад и вперед.
Местом прогулки их был тот самый сад, в котором еще при жизни Людовика XVI королевская фамилия иногда гуляла.
Этот сад был оголен, тощ, заброшен, без цветов, деревьев и зелени.
На расстоянии почти 25 шагов от стены, выходившей на улицу Порт-Фуан, возвышался род каюты, которую позволила поставить предусмотрительность муниципального правления для удобства национальной гвардии, когда она держит караул в Тампле, и которая могла получить там в дни тревоги, когда запрещалось выходить, питье и пищу. Много было охотников стать хозяином этого маленького домашнего ресторанчика. Наконец, оно было отдано одной примерной патриотке, муж которой был убит 10 августа и которая откликалась на имя Плюмо.
