Диксмер положил ему руку на плечо.
— Что вы, обезумели? — сказал он, устремив на него пристальный взгляд. — Или вы нисколько не думаете о том, что говорите.
— Как, Диксмер, вы думаете?..
— Я думаю, кавалер, что вы не более меня умеете подчинять долгу влечения сердца. Ни вы, ни я, ни Женевьева не принадлежим себе, мы ни что иное, Моран, как средства, призванные на защиту принципа, а принципы опираются на средства.
Моран вздрогнул, но хранил молчание, молчание, исполненное задумчивости и грусти.
Таким образом, они прошли несколько кругов по саду, не обменявшись ни словом.
Потом Диксмер оставил Морана.
— Надо отдать некоторые приказания, — сказал он совершенно спокойным голосом, — я вас оставляю, Моран.
Моран протянул Диксмеру руку и смотрел, как он удалялся.
— Бедный Диксмер, — сказал он, — боюсь, чтобы не пришлось ему более всех потерпеть в этом деле.
В самом деле, Диксмер возвратился в свою мастерскую, отдал некоторые приказания, перечел журналы, приказал раздать хлеб нищим и отправился в свою комнату, чтоб переменить рабочее платье на приличную одежду.
Спустя час Мориса, погруженного в свои думы, как бы разбудил голос прислужника, который, наклонившись к его уху, шепотом сказал:
— Гражданин Лендэ, кто-то пришел к вам и утверждает, что имеет крайнюю нужду вас видеть. Он дожидается.
Морис вышел в приемную и был очень удивлен, найдя в ней Диксмера, который перелистывал журналы.
Увидев Диксмера, Морис остановился на пороге и невольно покраснел.
Диксмер встал и с улыбкой протянул ему руку.
— Какая муха укусила вас и что вы мне написали? — спросил он у молодого человека. — Признаюсь, это меня сильно поразило, любезный Морис! Вы пишете, что я слабый и ложный патриот! Полноте, вы не в состоянии повторить мне в глаза подобное осуждение. Сознайтесь лучше, что вы искали придирки ко мне.
— Я сознаюсь во всем, во всем, в чем хотите, любезный Диксмер, ибо вы всегда обращались со мной, как истинно честный человек. Но тем не менее я принял решение, и оно неизменно.
— Как же так? — спросил Диксмер. — В глубине души вы ни в чем не можете нас упрекнуть, а между тем вы оставляете нас!
— Любезный Диксмер, поверьте, есть важные причины, которые заставили меня лишиться такого друга, как вы, и побудили поступить так, как я поступил…
— Так, но, во всяком случае, — с принужденной улыбкой возразил Диксмер, — это причины не те, о которых вы мне писали. Те, о которых вы мне писали, не что иное, как предлог.
