* * *
Тяжелые шторы были раздвинуты, открывая взору голые ветви деревьев, колеблемые ночным ветром. В окно можно было услышать его тоскливое завывание. Ветер продувал трещащие кроны, лизал углы дома. Вот сломалась ветка, чиркнув по земле.
В комнате наверху пациентка ходила взад-вперед, прислушиваясь. С каждым надрывным завыванием ветра ее руки, обхватившие плечи, судорожно сжимались, потом немного расслаблялись, когда вой стихал. Сжимаясь и разжимаясь, они словно подлаживались под ритм стихии.
Внезапно пациентка перестала ходить и выдвинула верхний ящик своего туалетного столика. Порывшись в нем, она вытащила рулон ваты, оторвала два комочка и заткнула чуткие уши. Затем ее руки замерли в воздухе.
В дальнем углу ящика лежала небольшая тетрадка. Ящик был выдвинут на три четверти, но тетрадка едва виднелась. Уронив вату на стол, пациентка достала тетрадь — красную, с золотым обрезом и надписью поверху — «Дневник». Неуверенные руки медленно теребили ее, не открывая. Затем, забыв о ветре, женщина села за стол. Тетрадка сама раскрылась на первой странице.
3
Пятница, 11 февраля, утро
В половине десятого Свендсен подогнал черный «линкольн» к парадному входу. Позвонив, он принялся ждать, дуя на руки и притопывая ногами.
Наконец дверь открылась, за ней стоял Уэймюллер.
— Не скажете ли старику, что я здесь? — попросил Свендсен.
Поежившись от морозного воздуха, дворецкий молча кивнул и закрыл дверь. Свендсен вернулся к машине. Он закурил сигарету и, выбросив пустую пачку в окно, наблюдал, как порыв ветра закружил ее и унес к сугробу у дороги.
Шофер успел сделать всего несколько затяжек, когда дверь опять отворилась. Выбросив сигарету в окно, он вылез из машины и распахнул заднюю дверцу.
Ледьярд Корвит был немного ниже среднего роста, крепко сложен, с широкими плечами и все еще довольно стройной талией. Его пальто было прекрасно сшито, но согбенные плечи портили впечатление. Он шел, склонив голову, как будто искал что-то под ногами.
Подойдя к машине, он оглядел шофера поразительно чистыми голубыми глазами и тут же снова опустил их, едва ли не смущенно. Его круглое лицо с крупным носом и маленьким ртом должно было бы быть румяным, но на самом деле было серым. Примечательнее всего было его выражение — рассеянное и непонятное, словно Корвит спал наяву.
— Не очень-то вы похожи на шофера, — произнес он, глядя в какую-то точку на груди Свендсена. Когда он говорил, его губы почти не раздвигались и слова были едва понятны. Голос звучал гнусаво.
