Бабаев с мрачным видом покачал головой. Офис был приведен в порядок, покрашен, отремонтирован и уже не пах котлетной. Мебель тоже сменили; Земфира теперь восседала за новеньким секретарским столом, у стен разместились диванчики и кресла для посетителей, в простенке меж окнами висел роскошный портрет президента. Казалось, депутатствуй и радуйся! Но места катастрофически не хватало. И сейчас Али Саргонович прикидывал, не озадачить ли гоблина Яшу еще одной проблемой. Яша, по словам Шарлотты, копал глубоко – может, и шамана закопает?…
Под окном раздалась трель сигнала, потом вошел джадид, послал Земфире нежную улыбку и доложил, что происшествий по дороге не случилось, а Нина-джан шлет Бабаю пожелания бахта и бишр [42]. Гутытку был на редкость переимчив к языкам и нахватался от Бабаева арабских и персидских слов; длинноногую Земфиру он звал теперь не иначе как джундуб, что означало «кузнечик».
Подумав о Нине, Али Саргонович улыбнулся, затем снова помрачнел и махнул рукой.
– Езжай домой, Гут, кебаб делай, сам ешь, Кабула корми. Я сегодня буду поздно.
– Дела, Бабай?
– Дела! – Он уставился яростным взглядом в стену, что отделяла бывшую котлетную от бывшей аптеки. – Загляну к шаману сам, пригрожу или пообещаю денег… Вдруг договоримся!
– К шаману, – повторил Гутытку, широко улыбнулся и произнес на английском: – Set a thief to catch a thief!
Бабаев его понял, удивился лишь отличному прононсу и резвости, с которой вылетела фраза, а вот Земфира не ухватила смысл, но испытала потрясение. На Гутытку она посматривала так, как глядит жираф, столичный житель, на провинциала-кролика: вроде бы что-то живое шевелится в норе, но уж больно мелкое и далекое. Она искренне считала, что за Московской кольцевой не знают других языков кроме русского, да и тот сводился к известному слову из трех букв – ну, в лучшем случае, из пяти.
– Наша бикеч плохо в школе училась, – молвил Бабаев, заметив изумление секретарши. – Переведи ей, Гут.
– Пословица такая: нужен вор, чтобы поймать вора, – произнес Гутытку и вдруг стукнул кулаком о грудь, подпрыгнул и заверещал: А вор – вот он вор! Мало-мало понимаем в шаманской выкрутасе! Мухомор жуем, в бубен бьем, пляшем-камлаем, духов вызываем! Захочу, Санги Мапа позову, или На Идени, или Алха Ама [43]! Дам печенки оленьей, дам крови медвежьей, дам еды великим духам, порчу сниму или порчу нашлю!
Земфира побледнела и выронила пудреницу.
– Ты, джадид, не пугай девушку, – сказал Али Саргонович. – Все равно у нас ни бубнов, ни мухоморов нет, и крови медвежьей тоже. От медведя одна шкура осталась, и та в Думе лежит.
