Али Бабаев и сорок покойников | страница 42
– Каквыргин говорит, что ты оленью печенку хорошо готовишь. А что еще?
– Суп из ягеля с потрохами, гуся на вертеле, китовый бифштекс, вареную треску, оленину с морошкой… – начал перечислять Гутытку, но Али Саргонович его прервал:
– Харчо умеешь? Плов, кебаб, шашлык?
– Научусь, Бабай! – Парень ударил в грудь кулаком. – Обещаю, научусь! Я понятливый!
– Смотри мне! – Бабаев погрозил ему пальцем. – Будешь плохо кебаб готовить, пристрелю и скормлю собакам, а после и собак пристрелю!
– Этим ты его не напугаешь, – ухмыльнулся Каквыргин. – Лучшая могила для талды-кейнара – в собачьем желудке.
Но Гутытку, услышав про собак, пригорюнился.
– Жаль собачек оставлять… Без них какая жизнь? Взял бы я с собой упряжку, катал бы тебя по Москве… Нельзя, однако!
– А почему? – спросил Бабаев. – Упряжку многовато будет, а пару собачек возьми. Разрешаю.
– Нельзя, Бабай. Лайка – вольная собака, для тундры, для тайги. Заскучает в городе и помрет. Нельзя!
И такая тоска была в его голосе, что Бабаев не выдержал, хлопнул парня по плечу и сказал:
– Не печалься, Гут, я тебе ротвейлера куплю. Тоже хороший пес. Зубастый! Жрать любит. Думаю, от оленьей печенки не откажется.
…Ночь Али Саргонович снова провел в гостевой юрте Каквыргина. И опять приснилась ему Нина – будто катаются они по заснеженной Москве, но не в автомобиле, а в нартах, запряженных ездовыми лайками, и правит той упряжкой Гутытку Лившиц, лихой погонщик. Во сне проехали улицу Горького от Белорусского вокзала до Красной площади, потом свернули на Арбат, и все машины, даже шестисотые «мерседесы», уступали им дорогу.
Проснулся Бабаев в отличном настроении.
Петр Аркадьевич Семиряга вел переговоры с владельцем женевского банка «Хорман и сыновья». Герр Эрик Хорман был лощеным джентльменом слегка за пятьдесят, источавшим сладкие улыбки и массу комплиментов русским девушкам, русской погоде, русской предприимчивости и лично Петру Аркадьевичу, которого он без лишних церемоний называл другом Пьером. Но Семиряга, слушая переводчика, на эту клюкву не поддавался, помнил, что перед ним не плейбой сидит, а матерый зверюга, банкир в десятом поколении, который без тайного умысла лишним словом не обмолвится. Иначе говоря, швейцарец был великий хитрован, но и Петра Аркадьевича тоже не пальцем делали. Он хорошо подготовился к встрече с Хорманом, разжился информацией у своих доброжелателей в ФСБ, в Центробанке и министерстве финансов, так что понимал, с кем имеет дело. Если говорить начистоту, с финансовой акулой, чье состояние не уступало капиталам Семиряги.