Али Саргонович остановился перед зеркалом, заглянул в него и вдруг прищелкнул языком. Потом хлопнул себя по коленям и расхохотался.
– Вот оно! Мой… я… такой колоритный фигура!.. Фото… как на русски?… фотогеничный, да! Бейбарс, бургут! [9] А депутата должен быть фотогеничный! Очэн важна! – Он подбоченился, прищурил глаз, вытянул руку с воображаемым пистолетом и сказал: – Пиф-паф! Прывет чуян от колоритный Бабаев!
Ему захотелось пройтись. Он облачился в синюю габардиновую тужурку и вышел из дома.
* * *
Добравшись до станции метро «Белорусская», Бабаев заглянул на вокзал и тут же очутился в объятиях блюстителей порядка. Его тормознули два мента: упитанный прапорщик и тощий сержант с мрачной, украшенной пунцовым носом физиономией.
– Откуда, куда, зачем? – поинтересовался прапор, играя дубинкой.
– Из Выхи-ино, – сообщил Бабаев. – В цэнтр. Гулаю.
– А зачем ты гулаэшь? – передразнил сержант. – Чего тебе тут надо, шашлык?
– Погладэть, – чистосердечно признался Али Саргонович. Давно нэ был.
– Не был, и не надо. Вали обратно, кавказская рожа, – сказал прапор, уперев в живот Бабаева дубинку.
Али Саргоновичу захотелось выругаться, но отечественный лексикон он подзабыл, и в голову лезла сплошь персидско-арабская нецензурщина вроде шармута-хаволь. [10] Наконец что-то мелькнуло в памяти, и он, ухватившись за дубинку, рявкнул:
– Ты, шмуровоз! Как стоять прэд па-алковник? Смиррна!
Толстый прапор непроизвольно дернулся, но сержант был невозмутим.
– Па-алковник, говоришь? – протянул он. – А ну как документики проверим!
Проверили, козырнули и удалились с хмурыми рожами. Документы у Бабаева были железные, с тремя печатями, одна другой солиднее.
– Эта что ж тваритса? – пробормотал Бабаев. – Эта… как его?… произвол! Чистый безо-образий!
Он направился к выходу на площадь, но до дверей не дошел – на этот раз его поймали жрицы любви.
– Хочешь отдохнуть с девушкой, капитан? – спросила дебелая красотка, обволакивая Бабаева душным облаком поддельной «шанели».
– Я, ханум, не капитан, я полковник, – отозвался Али Саргонович.
Но произнес он это на фарси, так что девица ничего не поняла. Вероятно, ей почудилось, что клиент уже дозрел. Вцепившись в локоть Бабаева, она оскалила в улыбке частокол золотых зубов и промурлыкала:
– Угости барышню папироской, морячок!
Синяя тужурка Бабаева, похожая на морской китель, ввела путану в заблуждение. Стряхнув ее руку, Бабаев прошипел:
– Нэ куру, ханум. Иди свой дорога!
Но товарки дебелой не собирались упускать клиента. Одна с с серьезным видом предложила:
