– А что же он так? – спросил Али Саргонович, весьма удивленный этой историей. – Почему шаманом? Мог в школе сделаться учителем. Все-таки профессор!
– Талды-кейнар ни профессора, ни учителя не слушали, пили крепко в те времена, – пояснил Гутытку. – А шамана уважали! Шаман – это тебе не учитель и даже не райкомовский инструктор! Дед с топориком ходил, бил бутылки со спиртом, а к неслухам звал демона Делириум Тременс [53]. Очень, очень его боялись! Кто боялся, но верил ему, а кто боялся и ненавидел. Спирт, он такой… из человека зверя делает…
Джадид вдруг помрачнел лицом и как-то весь осунулся, став лет на тридцать старше. Наверное, с дедом было непросто, и Гутытку мучали некие тяжкие воспоминания.
– Что мы все про деда да про деда, – сказал Али Саргонович, желая направить разговор в другое русло. – А родители твои где? Ата и ана [54]?
– Я их не помню, Бабай, – раздалось в ответ. – Я еще из люльки не вылез, как их убили. То ли по пьяному делу, то ли хотели деду мало-мало досадить. Давно было… никого уже в живых нет… ни отца с матерью, ни тех, кто в спину им стрелял.
Нечего было сказать Бабаеву – только вытянул он руку, стиснул плечо Гутытку и подтолкнул его к дверям. Иди, джадид! Иди и забудь о горе! Иди к девушке, гуляй с нею, говори, улыбайся и не думай о прошлом! Хорошая девушка – мархам для души…
Гутытку исчез. Клацая когтями по паркету, к Бабаеву приблизился Кабул, пристроил тяжелую голову на его колене, уставился на хозяина преданным взглядом.
– Видишь, уртак, непростая жизнь была у Гута, – сказал псу Али Саргонович. – Ну, как у арабов говорится, Аллах берет, Аллах дает! Гут хороший парень. Пусть воздастся ему по заслугам.
Допив чай, он перебрался в кабинет и сел к компьютеру. Первая рабочая неделя прошла в беспорядочной суете, раздражавшей Бабаева. На сессиях Думы шли дебаты о льготах перламентариев, и о том же толковали в кулуарах; первой проблемой слуг народа были оклады и пенсии, приватизация казенного жилья, выплаты в связи с инфляцией и прочее в таком же роде. Все это обсуждалось с завидным энтузиазмом и единодушием, в отсутствие прессы; мелкие разногласия касались только конкретных сумм и сроков компенсаций. В перерывах Бабаев трудился в комитете ЭХМА, решая вопрос исключительной важности: кому принадлежит символика минувшей советской эпохи. На красную звезду, серп и молот претендовали коммунисты, пенсионеры и аграрии, а за спутник и полет Гагарина готовы были биться все – вплоть до Верховного суда и общенародного референдума. С задачей комитет частично справился, отдав звезду пенсионерам, молот – коммунистам, а серп – аграриям, но с космосом зашел в тупик. К тому же оказалось, что шустрый бизнесмен из Пскова зарегистрировал спутник в качестве бренда своей продукции, мыла и стиральных порошков.
