– Гоблинские выкидыши! – надрывался эльф. – Немедленно освободите меня – и мы сразимся как подобает мужчинам!
– Ты где здесь мужиков нашел? – поинтересовалась я, приподнимая гудящую голову. – Это имитация.
– Что с нами будет? – скулил молодой паренек, совсем подросток, вытирая сопливый нос ладонью.
– Боги, за что вы на меня прогневались? – стенал молодой плосколицый и ширококостный парень крестьянской наружности.
В глазах обоих страх и забитость.
– Та-а-ак, – сделала я вывод. – Эти товарищи нам совсем не товарищи. Вычеркиваем!
– Эй! – окликнул меня длинноволосый. – Ты кто?
– Молчать! – взвизгнул дистрофик. – Сейчас вы все понимаете наш язык и должны понимать, что понятие...
– Стукните его кто-нибудь, – попросила я, не дотянувшись до говорившего скованными руками. – А то я сейчас допонимаюсь до понимания умопонимания...
– Заткнись, существо! – вызверился на меня последователь строгой диеты.
– Я?!! Существо?!! – страшно обиделась я. – Ты еще инопланетный разум поищи!
– Или ты молчишь само, существо! – оскалился на меня самый главный. – Или я закрою тебе рот магически и навсегда!
Я прониклась, замолчала и жестами показала свое согласие. Обоими средними пальцами.
Мы продолжили движение. Меня с длинноволосым по-прежнему волокли на грубо сбитых носилках (в похожих, только короче в длину, раньше, в двадцатые годы на стройках носили песок и кирпичи).
Кошак, лунатично покачиваясь, брел с основным стадом, пребывая в своей, особой, кошачьей нирване. Я перевела взгляд и успела заметить, с каким состраданием смотрел на него длинноволосый.
Бултыхались мы после того около часа, дорогу по сторонам я почти не видела, потому как эти ироды натянули мне почти на все лицо капюшон. Дышала и то еле-еле. Но по мере тряски и за счет колыханий моей головы, эластичный прорезиненный капюшон задрался выше, и я смогла что-то видеть.
Вскоре показались домишки какого-то пригорода. Мы дотопали до городских ворот и притормозили. Злая и невыспавшаяся стража, скрипя воротами, неохотно впустила нашу процессию.
– Я протестую! – орал и дергался эльф, когда его первым проносили через ворота.
Я его всецело поддерживала, но – молча, помятуя об угрозе. Зато про руки никто ничего не говорил. И стража у ворот обогатилась знанием всех доступных мне земных жестов.
– Это кто такой? – наклонился надо мной усач с завтраком на бороде. – Никак не признаю, какая раса.
– Сами еще не определили, – буркнул старший магов. – Какая из рас много говорит, еще больше дергается и ведет себя против всякой логики.
