Умер Ян Магурский. Он уже давно плохо себя чувствовал, жаловался, на сердце. В подземелье, где всегда ощущался недостаток кислорода, он быстро терял силы и часто к концу смены даже не мог стоять. Работавший в соседней штольне Шарль Борсак помогал ему, но сердца своего отдать другу не мог. На лице Магурского появились отечные опухоли. Последнее время его стали мучать боли в суставах. Ночи напролет он стонал. Гримм достал из административной амбулатории лекарство, но оно не принесло облегчения.
Конечно, все подбадривали Магурского, говорили о скором конце войны, когда Магурский сможет уехать домой и серьезно подлечиться. Он слушал товарищей с грустной улыбкой — он отлично знал: до конца войны ему не дотянуть.
Однажды утром, когда инженеры шли на завод, Магурский вдруг засмеялся и сказал:
— А я их всех перехитрил. Они хотели меня убить, а я возьму и умру сам. Руки коротки, сволочи!
И он умер. Шел по своей штольне с чертежом в руках и упал... Когда Шарль Борсак подбежал к нему, он уже похолодел.
В этот же день связной, посланный Отто, передал Демке для инженеров краткое сообщение: «Англичане и американцы начали новое большое наступление для нас, очевидно, решающее. Будем вдвойне храбры и осмотрительны».
Поздно вечером, придя с завода, инженеры по нескольку раз перечитывали эту записку.
— Все же поторопился Ян со своей хитростью,— угрюмо сказал Гаек.
— Надо будет написать в Варшаву, когда вырвемся,— сказал Шарль Борсак.
— Я бы сказал: если вырвемся...— задумчиво произнес Баранников.
Последнее время Баранников с возрастающей тревогой думал о том, что неизбежно настанет день, когда гитлеровцы решат окончательно разделаться с заключенными. Этот день неумолимо надвигается с фронтом. Надо к нему готовиться и объединять силы. Вот и Отто в записке снова напоминает об этом. Баранников знал, что подпольщики, действующие в пещерах, готовят восстание.
Борсак немного удивленно посмотрел на Баранникова:
— Дело идет к концу, Сергей, и теперь каждый прожитый день — еще один шанс на жизнь и свободу.
— Шанс, по-моему, одинаковый и на смерть,— жестко сказал Баранников.
— Да, у меня тоже мало оптимизма,— сказал Гаек.— Ведь все мы для них — свидетели обвинения, и, конечно самый лучший выход — нас убить.
— Они просто физически уже не смогут истребить такое количество людей! — горячо воскликнул Борсак.
Баранников попросил Гаека, жившего в одной комнате с Магурским, собрать и припрятать все, что от него осталось.
