«Ни хрена себе!» – подумалось мне без стеснения. Это точно не Москва. Ни у одного олигарха, ни у одного министра и даже у главы администрации президента нет такой роскошной винной коллекции. Тем более в столь веселеньком подвале! Нет, милостивые государи и государыни! Это не Москва. Это какое-нибудь гадское «Шато» на берегах Луары или в предместьях итальянских Альп! Дом с привидениями! Со скелетами на всех антресолях! Один запах чего стоит!
Первым желанием было броситься обратно, вверх по крутой лестнице, но я заставил себя остаться. Пыль была повсюду. Кислород в этой атмосфере (слово «воздух» здесь не подходит) содержался лишь потому, что деревянная дверь была притворена неплотно. Я быстро огляделся. Не придется ли мне в этом погребке наткнуться на кости предыдущего кандидата в повара, как в рассказе Эдгара Аллана По «The Cask of Amontillado»? От этой мысли мне снова захотелось оказаться на светлой, современной кухне, начиненной всеми чудесами техники. Но теперь меня удержала мысль о том, что если я убегу, сюда придется спуститься еще раз. Потому что две бутылки вина, которые «на мой вкус», взять больше негде. Тем более что в погребе ничего страшного на самом деле нет. Даже как будто стало светлее.
Я двинулся вдоль рядов.
Вокруг, насколько хватало взгляда, вдоль и поперек, параллельно и перпендикулярно простирались огромные владения Бахуса. Если представить себе, что виноделие – это страна и у нее есть всякие государственные учреждения, то мой подвал можно смело сравнить с Центральным банком этой великой державы. Ибо здесь были основные и оборотные средства, и золотовалютный резерв, и рассчетно-кассовые остатки, и векселя, и акции с облигациями, и залоговые фонды, и все прочие полагающиеся активы. Я стал смотреть на этикетки. Большинство из них были на французском языке. Потом начался целый проход с этикетками на уже ненавистном мне итальянском. Потом снова на французском. Попадались бутылки с немыслимо древними надписями о сроках разлива, и это вызывало у меня благоговейные мурашки на руках, как у всякого человека с воображением и чувством истории, которому довелось прикоснуться к какому-нибудь великому камню. Глядя на бутылки, я начал вспоминать исторические даты: год Парижской коммуны, взятие Бастилии, Трафальгарское сражение и другие. Потом я поймал себя на том, что в голову лезут даты исключительно французской истории. Я даже тряхнул головой, словно пытаясь выбросить из нее все французское. Довольно того, что Франция и так заняла собой новости последних двух недель.
