Первым исполнителем главной роли на «подмостки» попал директор хлебозавода. Едва переступив порог, он возмутился происходящим и заявил, что знает свои права и задержавшие его понесут персональную ответственность за произвол. Закончив свой монолог и заметив, что на майора он не произвел ровно никакого впечатления, директор перешел на угрозы, но теперь не с пафосом, а с мольбою в голосе.
Быковатого вида майор с невозмутимым видом подошел к задержанному и, не вынимая папиросы изо рта, молча, ткнул в его скованные наручниками руки бумагу, в которой значилось:
«В связи с экономической нестабильностью, вызванной разгулом «цеховиков» и прочих преступных элементов, постановляю:
Такого-то числа, такого-то месяца и года, начиная с нуля часов по местному времени, внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик, касаемо расследования и рассмотрения дел о нелегальных производственных организациях и их пособниках. Считать их деятельность подрывающей советскую экономику и направленной на развал СССР.
1. Следствие по подобным делам заканчивать в срок не более двух дней.
2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за сутки до рассмотрения дела в суде.
3. Дела слушать без участия сторон.
4. Приговоры обжалованию не подлежат, ходатайства о помиловании не принимаются.
5. Приговор, предусматривающий высшую меру наказания, приводить в исполнение без промедлений».
А внизу стояла подпись «Президент СССР М.С. Горбачев».
Еще во время чтения документа тело директора начало мелко дрожать, а затем его затрясло так, что он утратил способность стоять. Двое молодых людей едва успели подхватить под руки опускающегося на колени мужика.
– Вы можете избежать участи попасть под последний пункт, – пыхнув в лицо перепуганного до полусмерти «арестанта» дымом дурно пахнущей папиросы «Беломорканал», промолвил опер и продолжил: – Дело будет прекращено при условии, что вы добровольно укажете на своих сообщников и передадите награбленное. Да, да, именно награбленное у советского народа имущество его законному владельцу – советской власти.
Не дожидаясь ответа, майор открыл холодильник, откупорил бутылку «Миргородской», шумно глотая, осушил ее до дна, вытер ладонью пот со лба и, посмотрев на безвольное тело, добавил: – До вынесения приговора осталось полтора дня. Материала, подтверждающего вашу вину, более чем достаточно, чтобы применить высшую меру наказания.
И дабы закрепить впечатление, майор ткнул в лицо директора распухшей от бумаг папкой, на которой красным фломастером было написано: «Иннокентий Теркель».
