— А утренняя была хуже? — приподнял бровь Людвиг. Немного помолчал. — Только не считай меня каким-нибудь уродом, — тихо добавил он, напряженно взглянув на нее, — ничего подобного я заранее не планировал.
— А хоть бы и планировал, — беззаботно отмахнулась Николь. — Мне понравилось. — Она повернулась на позвякивание удил. — Смотри, наши кони! Что такое?..
Людвиг хохотал. Громко и счастливо. А потом подхватил и закружил ее по двору.
Фыркнули и отпрянули лошади. Изумленно округлил глаза парнишка в кепке, ведший их в поводу.
— Понравилось! Моей леди понравилось!
Парнишка озадаченно сдвинул кепку на глаза. Определенно, мистер Эшби в этот раз совсем чудной.
Дальше, как и следовало по плану, было «общение с животными». Животное недовольно закладывало уши и переступало с ноги на ногу. Это был Проксима, гнедой тонконогий жеребец, косивший диким вишневым глазом на двух седоков, взгромоздившихся ему на спину. Второе животное — белый конь по кличке Марципан — после недолгих размышлений было благополучно водворено в конюшню. Теперь Проксима шел бодрой рысью по кочковатому заросшему полю, временами прорезаемому оврагами. Похоже на американские горки, решила Николь. Правда попытка повизжать, как она любила это делать, уходя в крутое пике американских горок, едва не привела к преждевременному катапультированию обоих седоков.
Позже, когда они уже шли к дому, а под ногами Николь земля выделывала странные коленца, Людвиг объяснил, что Проксима, как и большинство чистокровных спортивных лошадей, очень возбудимое создание. Поэтому он не выносит резких звуков и беспорядочного копошения в седле. Подумаешь, не выносит копошения! А если единственная точка, на которой мне теперь удобно сидеть, — это копчик? Словом, хорошо, что она все-таки уговорила Людвига покататься на одном коне. Иначе не спас бы ее шикарный костюм девушки-жокея.
Потом Людвиг немного потренировался с Проксимой один на один. По просьбам восторженной публики в лице Николь он несколько раз посылал Проксиму через барьер — полосатый шлагбаум поперек дороги, означавший начало владений Уайнфилдов. А еще показал заскок, соскок и переворот через шею лошади. Все это выполнялось без стремян, пока Проксима рысил вокруг Николь на длинном поводу — корде, и называлось вольтижировкой.
Неизвестно, кто в процессе всех этих процедур оказался более довольным: Людвиг, который так давно не тренировался, что пребывал в твердой уверенности, что все напрочь позабыл, или Николь, которая не верила своим глазам, наблюдая невероятное превращение выхолощенного архитектора-аристократа в ловкого уверенного наездника. Но, вероятнее всего, радостнее всех в тот день было Проксиме. Потому что, как дикой хищной птице нет жизни в тесной клетке, так и быстроногому молодому коню даже самая шикарная конюшня, запертая из дня в день, — это смерть.
