— Как ты думаешь, куда он мог поехать?
— Не знаю, скорее всего, во Флоренцию, у него там, кажется, была подружка, а может, домой, в Пистойю. Больше мне ничего не известно, так что давай сюда дукат.
На следующий день в центре города Джованни снова встретил купца Меуччо да Поджибонси, который рассказал, что рано утром его караван отправляется во Флоренцию. Тогда он поскорее направился к дому Бруно, собрал свой узел, попрощался с друзьями и с первыми петухами был уже на месте встречи. Караван вышел из города в южном направлении, а потом потянулся в сторону гор. За длинной цепочкой повозок и рыцарей внимательно следили две женщины, сидевшие на пороге заброшенной сельской лачуги. Снизу им казалось, что караван почти не двигался.
— И что теперь? — зевая, спросила Чечилия.
Они приехали вчера вечером, но до сих пор не смогли войти в город. Они обошли уже все ворота, но никто из охранников не рискнул нарушить приказ: прокаженным вход в город был строго запрещен. Тогда они решили переодеться, но пока искали подходящее место, прозвонили вечерню, и все ворота закрылись. Поэтому теперь им предстояло провести ночь в этой лачуге на обрыве скалы, где обычно останавливались пастухи.
— А теперь маскарад номер два, — скомандовала Джентукка.
Охранники у ворот Святого Исаии покачали головой и долго причитали, что это совсем никуда не годится, чем дальше, тем хуже, и что вместе со старыми добрыми временами ушли и все семейные ценности. Во времена их молодости подобные вещи были совершенно немыслимы! Молодые женщины, обе замужние, с закрытыми лицами, возвращаются в город на рассвете после того, как провели ночь неизвестно где! И при этом одни-одинешеньки, да еще в убогой повозке, которую тащит жалкая кляча. Вот это да! А все эти понаехавшие студенты. Это они занесли в город эту заразу! Пора бы их всех отправить домой, а еще лучше — вздернуть на виселице…
О времена! О нравы!
В городе Фано они расстались. Византийцы отправились вглубь страны, а Бернар и Даниель — в сторону Адриатики, в Анкону. Там они сели на корабль, плывущий на юг. По правде сказать, почти всю дорогу Даниель молчал, а вот Бернар постоянно разглагольствовал о старых временах, вспоминая, как они жили в Святой земле. Казалось, что его молчаливый товарищ хотел бы навсегда вычеркнуть из своей жизни все воспоминания о прошлом, привязать их к ржавому якорю и похоронить на дне моря. В день битвы Даниель спасся чудом: он очень испугался и уже готов было повернуть назад, когда вдруг конь под ним начал падать и потянул его за собой. Они рухнули на землю в нескольких шагах от наступающих врагов. Когда крестоносцы отступили, чтобы подготовиться к новой атаке, Даниель заметил, что к нему приближаются турки. Гонимый безумным страхом, он, как был в рыцарском снаряжении, бросился в ров, что проходил вдоль внутренних стен города. Он едва не утонул, однако под водой ему все же удалось освободиться от тяжелой брони и шлема. С тех пор ему часто снился один и тот же кошмарный сон: он тонет и задыхается, а тяжеленные доспехи тянут его ко дну. Ему удалось доплыть до ворот Святого Антония и забраться на мост как раз в тот момент, когда его поднимали, чтобы закрыть ворота. Он сразу побежал в порт и сел на корабль. В Европе ему поначалу пришлось нелегко; к счастью, он сразу понял, что нужно как можно скорее забыть обо всем, что связано с Акрой. Даниель вышел из ордена еще до того, как его разогнали, хотя и поддерживал связь со старыми товарищами. Потом он женился и отправился в Тоскану с караваном бургундских купцов. С купцами он познакомился еще в те времена, когда ездил по всей Италии как торговый агент довольно известной флорентийской компании. О прошлом он не вспоминал: он был уверен, что разделался с ним и давно похоронил где-то в недрах собственной памяти. Если оно и возвращалось, то только в кошмарах. Глядя на Даниеля, было очевидно, что все разговоры о прошлом причиняют ему только боль. «Кто знает, о чем мечтал он в те далекие времена, что за иллюзии питал», — подумал Бернар. Все, кто был связан со Святой землей, были похожи в одном: они прожили две совершенно разные жизни.
