Он вспомнил себя молодым: когда-то он мечтал о славе, о сражениях за истинную веру, надеялся, что станет героем и о его подвигах бродячие певцы сложат песни. Имя его будет звучать со всех площадей Европы, а купцы и простой люд, что съехались на ярмарки, услышат песни о нем и разнесут молву о новом герое по разным странам. Слава его загремит повсюду: в Италии, во Франции, Германии, во Фландрии… Он мечтал, что станет образцом рыцарства, как какой-нибудь Роланд или Парцифаль… Но все эти мечты безвозвратно погибли в Акре в тот самый день, когда он бросился в порт в поисках спасения. То был самый страшный день в его жизни. Первый же бой обернулся для Бернара чудовищным поражением; прошло много лет, и ничего уже не исправить, надежды больше нет. Его мир погиб, а он каким-то чудом был все еще жив. После Акры он скитался по чужим городам, словно призрак, не зная ни языка, ни жизни этих земель. О, если бы его спас не мусульманин, а кто-нибудь другой… Хотя теперь он уже не верил, что убийство мусульманина сможет обеспечить рыцарю место в раю. За что же тогда он сражался?
И все же он продолжал соблюдать правила ордена: слишком уж привык к такой жизни. Сложнее всего оказалось с обетом целомудрия. Эти мальчишки за его столом явно ощущали себя центром мироздания, кто знает, о чем они мечтали. Может, хотели стать нотариусами или заработать кучу денег, а может, просто веселиться до упаду… Европа изменилась… или она всегда была такой? Что он знал о ней, он, чей дом был так далеко отсюда?
В эту минуту один из студентов затянул «Dulce solum natalis patrie»,[24] а остальные тут же подхватили, особенно усердно налегая на последний куплет, где герой жалуется на любовные муки, уготованные Венерой влюбленному:
Ибо сколько пчел в Рагузе,
Сколько в Додоне деревьев,
Сколько рыб в морской пучине,
Столько мук влюбленный терпит!
Между столами тем временем с грацией пантеры кружила очень красивая женщина, — по крайней мере, Бернару она показалась именно такой. Видимо, это была местная проститутка. На вид ей было лет тридцать, темные волосы спадали на ее округлые плечи, карие глаза блестели, а кожа отливала белизной. Пышная крепкая грудь теснилась в декольте, платье откровенно облегало широкие бедра, а затем резко, подобно струям фонтана, расширялось пышными складками. Она старалась держаться подальше от столов, за которыми сидели студенты, — те были слишком молоды и к тому же безнадежно бедны.
Время от времени она подсаживалась к кому-то из постоянных клиентов, гладила его по голове, о чем-то болтала или дружелюбно улыбалась. Молодые люди отпускали в ее сторону грубые, непристойные словечки.
