— Что он делает? Стража! Где стража?
Еще один завопил:
— Святотатство! Кощунство!
Один из стражников набросился на него и оттащил от тела. Второй схватил за ноги, а третий сильно ударил кулаком прежде, чем Джованни успел что-то объяснить.
— Колдун! Богохульник! — послышалось с разных сторон, и вот уже вокруг образовалась небольшая кучка любопытных, готовых дать волю рукам. — К столбу его! Сжечь!
— Ради бога, позвольте мне поговорить с Якопо Алигьери, я все объясню! — взмолился Джованни.
Стражник, который ударил его, уже замахнулся вновь, но, к счастью, крики людей привлекли внимание Антонии, которая подошла к страже и поинтересовалась, в чем дело. Джованни, несмотря на такой неподходящий момент, смог увидеть ее лицо, все еще скрытое накидкой, и успел разглядеть, что она очень красива и молода. Ее зеленые глаза блестели от слез, взгляд был живой и глубокий. Антония внимательно посмотрела на него, и по взгляду Джованни понял — монахиня пришла к выводу, что незнакомца опасаться не стоит.
— Кто вы и что вам здесь нужно? — резко спросила она, глядя ему прямо в глаза.
Она прекрасно знала, что монашеская одежда защищает ее от подозрений, и потому ей не нужно было притворяться и изображать робость и стыд в разговоре с мужчиной; достаточно монашеской рясы, чтобы собеседник знал свое место.
Стражник открыл было рот, но, пока он не вмешался, Джованни поспешил сам поведать о происшедшем:
— О сестра, я Джованни, я прибыл из Лукки…
Он заметил, как при звуке этого имени монахиня вздрогнула, как если бы уже когда-то слышала его, но, поборов свое замешательство, Джованни продолжал:
— Вы Антония Алигьери, дочь поэта, не так ли?
— Теперь мое имя сестра Беатриче, а не Антония, — ответила она.
Она посмотрела на него: добрые глаза, которые то улыбались, то холодели, словно моля о пощаде. Перед ней был мечтатель, который находился на распутье и не знал, куда податься, словно ждал решающего знака, который должен определить его будущее: согнуться под тяжестью разочарований и обозлиться на весь мир из-за равнодушия и коварства или прорываться сквозь темную чащу, сохраняя веру в себя, которая послужит ему во спасение.
— Что вы здесь ищете? — спросила Антония.
— Простите, дело в том, что я врач… и очень уважаю вашего отца. Я переписал его поэму вплоть до двенадцатой песни Рая и прибыл в Равенну для того, чтобы поговорить с Данте и получить от него последние песни Комедии, но опоздал… Пока я здесь стоял, на какое-то мгновение мне показалось, что ваш отец умер не своей смертью…
