Этого он не знал, откуда ему было знать? Но чей это голос? Может быть, это голос древнего оракула?
— Он бросил меня захлебываться в собственной крови, это была страшная агония, — казалось, она не кончится никогда…
Бернар вспомнил, что на поясе у него была привязана лопатка из Акры, он может достать ее, попробовать сделать ступеньки поглубже и подняться наверх.
— Твой отец уехал, чтобы рана, нанесенная его гордости, поскорей зажила. Он был ни в чем не виноват, ему нечего было искупать, кроме самого факта своего отъезда: ведь он поехал в Святую землю не для того, чтобы погибнуть за веру, как рассказывал всем вокруг, а для того, чтобы, найти выход своей злости.
«Да, я уже знаю, „на ненависти ничего не построишь“», — подумал Бернар.
— Он испытывал ко мне такое сильное отвращение, что взял и тебя с собой, чтобы отомстить мне. Он думал, что лучше умереть, чем жить со мной рядом, он не пожелал даже находиться со мной в одной стране.
Да, он и это знал, где-то внутри он это понимал, хотя никогда не показывал. Есть такие вещи, которые не обязательно проговаривать словами. Он нащупал рукой квадратный гранитный блок и подумал, что хорошо бы вытащить его и положить на ненадежную лестницу, чтобы не скользить. Он подобрал несколько валяющихся на полу сухих веток и принялся тереть огниво, чтобы разжечь огонь.
— Бернар, Бернар, — услышал он за спиной голос отца. Ему даже показалось, что он видит его: из горла старого рыцаря все еще торчала роковая стрела. — Бернар, как же я заблуждался…
Ему было трудно говорить с пробитой гортанью, поэтому из его рта раздавался только прерывистый хрип:
— Ты никогда не сможешь меня простить…
Наконец в воскресенье, через два дня пути, они прибыли в Болонью вместе с купеческим караваном. Вечерняя месса только началась. Маленький Данте тут же бросился в объятия матери. Бруно обнял Джильяту и Софию, Джованни же держался немного позади, любуюсь издали своей Джентуккой. Ему показалось, что она совсем не изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз, а ведь это было так давно… Он не мог подобрать нужных слов, чувства переполняли его, унося за собой, словно стремительный поток горной реки. Однако Джентукка старалась избегать его взгляда и, когда ее сын занялся игрой с маленькой Софией, сразу направилась в сад. Джованни последовал за ней:
— Джентукка…
— Вон отсюда, подлец!
— Джентукка…
— Не приближайся ко мне, немедленно уходи, найди себе комнату, где пожелаешь, я не желаю тебя видеть!
