Сигналы Страшного суда | страница 58



Мы одинаково рады безлюдью,
Нам свободно и светло.
Я отдыхаю. Дышу всей грудью.
Она всем телом пьет тепло.
Город маячит сзади в тумане.
Я отдыхаю. Я живу.
Одно из безвреднейших созданий,
Змея – уходит в свою траву.

26 сентября 1901

На берегу моря в Аркадии

350. «Проспавши двенадцать часов…»

Проспавши двенадцать часов,
Проснулся я свеж и здоров,
Следов кутежа никаких —
Я даже не грустен. Я тих.
Зеленый желтеющий сад.
Гуляю. Я этому рад.
Покой, одиночество. Что же
Тоской пробирает по коже?

<Сентябрь 1911>

351. Рассуждения о Божьем величии

Суета сует и всяческая суета.

Екклесиаст
Трам-та-ра-рам! Какую ахинею
Ты создал за шесть дней, наш всемогущий Бог!
Ты что же, ничего умнее
Не мог?
Забитые, как сельди в бочку,
Кусаем землю, глядя в твердь.
Людей тошнит. Скоты глодают жвачку,
И сходства… и собачья смерть.
Нас утешают раем или адом,
И это всё, что нам дано.
Но рай и ад почти что рядом.
Весьма похоже. Всё одно.
Здесь пыль, жара и ротные ученья.
Как тошно духу моему!
Там долгие мученья и моленья,
А, собственно, за что и почему?
Ну хорошо, здесь можно застрелиться
И, предположим, избежать.
Но там как будто это будет длиться,
И надо жить, и надо ждать.
Бессмертие! Подумайте, вот шутка,
Вот анекдот!
Восхвалим, что хоть здесь всё шатко,
Что всё пройдёт.
Итак, друзья, воскликнем в заключенье:
Да, дело дрянь, всё клин, куда ни кинь.
Всё суета. Души томленье.
Хреновина с морковиной. Аминь!

17 августа 1912

28 апреля 1946

352. «Живи, кто умереть не может…»

Живи, кто умереть не может,
Но не хоти и не люби.
Божественных штанов не тереби,
Не стоит. Не поможет.
Он высоко, в штанах.
Ни лаской, ни щелчком
Он не откликнется на жалобы и вопли.
Мы так недолги. Нас такие толпы
Запущены волчком.
Нас просто не найти. Обрывки киноленты.
И будет голый труп земной
Вертеть над вечною зимой
Затейливые монументы.
Какому новому и чуждому уму,
Кому они расскажут? – Никому.

13 января 1928, Ленинград

Апрель 1946

От составителя

Имя автора этой книги Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) если и известно читателю, то, скорее всего, не в поэтическом контексте: художник, график, ученик Павла Филонова и член группы МАИ («Мастера аналитического искусства»), художник-постановщик «Ленфильма», после войны – главный художник киностудии «Казахфильм», преподаватель истории искусств различных алма-атинских вузов, заслуженный деятель искусств Казахской ССР… Что ж, еще один «пишущий художник»? Конечно, многие мастера кисти – особенно в XX веке – брали в руки перо, и небезуспешно. Нам известна проза К. Петрова-Водкина и Ю. Анненкова, стихотворения М. Шагала и В. Кандинского; поэзия русского исторического авангарда по большей части принадлежала руке профессиональных художников (В. Маяковский, А. Крученых, Е. Гуро и др.). Однако случай Павла Зальцмана представляется несколько иным – не останавливаясь на отдельных стихотворениях, попробуем охватить общий план его поэтического мира и обозначить ряд моментов, характерных для его поэтики.