В этом своем не всем известном амплуа Шевердин оказался неожиданно милым и глуповатым.
Инга поймала себя на том, что, как загипнотизированная, держит Шевердина в фокусе своего взгляда. Вернее, как будто пытается его загипнотизировать. Видел бы Макс!
Инга быстро перевела взгляд на дымящийся бифштекс. Не хватало еще, чтобы Шевердин заметил пожирающий его взгляд голубых глаз. Тогда он возомнит себя не только мега-звездой журналистики, но и секс-символом эпохи или, во всяком случае, обаятельнейшим сердцеедом, устоять перед которым просто невозможно. Но ведь дело не в обаянии Шевердина. Просто он каким-то образом связан со всей этой историей со змеей. Или — это уже навязчивая идея? Может быть, он давно уже забыл об этом?
Хватит… не думать… не думать постоянно о гремучей змее. Это не легче, чем не думать о белом медведе или хромой обезьяне. Даже труднее. И вообще врачи говорят, думать о серьезных вещах за едой вредно. Отсюда все болезни. В том числе и болезни печени.
Вот девчонки не думают ни о змее, ни о белом медведе, ни о хромой обезьяне. Треплются себе о разных пустяках. А обо всем остальном можно подумать и после обеда.
— Итальянскую пиццу, — трагическим тоном заказал Шевердин.
Даже самые, казалось бы, банальные фразы, он произносит со своим обычным пафосом.
— У вас есть «Велкопоповицкий козел»? — голос Шевердина стал еще глубже, еще вкрадчивее.
— У нас только «Клинское» и «Балтика», — равнодушно ответила полная немолодая официантка.
Шевердин задумался и сделал выбор в пользу «Балтики», но он хотел «шестерку», а ее в продаже не было, и Шевердин, недовольный, вернулся за столик с «Клинским».
Девушки лениво обсуждали перспективы личной жизни.
— Если я выйду замуж, — трясла рыжими кудряшками Ира, — то только за молодого красивого миллионера. В крайнем случае, — Ира отхлебнула пиво. — Он должен обладать хотя бы двумя из этих качеств.
— Значит, молодой, красивый, но не миллионер подойдет? — Шевердин, явно, наслаждался звуками собственного голоса. Голос, и правда, был бы красивым, если бы не эти чаще всего неуместные трагические нотки и это откровенное самолюбование. У каждого первого, кто говорил с Шевердиным или смотрел его репортажи, складывалось впечатление, что он как будто слушает себя со стороны и делает это не без удовольствия.
— Лучше бы, конечно, немолодой (но не слишком старый), красивый миллионер, — сморщила носик Ира. — Или молодой, но не очень красивый (но, конечно, не урод), миллионер. Но на худой конец подойдет и молодой красивый не миллионер. Ты видишь поблизости молодого красавчика?
