— Нравится тебе наш комендант, да? — стал ещё тише шёпот соседки.
— Да, — не стала скрывать Нина.
— Видный мужик, — согласилась Дуся. — И ты ему тоже нравишься…
— С чего ты взяла? — боялась напрасно поверить Нина бестолковому ночному разговору.
— Видно же, как смотрит на тебя…
У коменданта Анатолия Сальникова были янтарные глаза такой прозрачности, что, казалось, сквозь них видна вся его душа.
Может, поэтому Нине казалось сначала, что глаза у него голубые или, в крайнем случае, зелёные.
Нет, светло-коричневые, почти жёлтые, кошачьи какие-то глаза-медяки, а взгляд такой открытый и доверчивый, что удивительно даже, как мог человек с такими глазами угодить на зону за недостачу продуктов.
Сальников служил на корабле, плавал в Баренцевом море.
— Не для себя кусок лишний отмерял — ребятам-матросам, — чванливо и как-то по-стариковски вытягивал губы трубочкой Сальников и невпопад дребезжал смехом, будто разбился стакан.
Было что-то в нём неприятное. Скользкое, и вместе с тем Сальников нравился Нине своей образованностью, плечистой фигурой и особенно тем, что служил не где-нибудь — в Морфлоте, четыре года плавал на Северном море, а значит, человек отчаянный и сильный.
Шторма не терпят слабаков.
Такие, как Сальников, сами стоят у штурвала своей судьбы.
Даже здесь, на зоне, он не чувствовал себя случайной жертвой режима. Фраерком. А держался со спокойным достоинством, с каким следует преодолевать неожиданно возникшие преграды умеющему жить человеку. А жить Сальников любил красиво.
… Разговор вскоре забылся, а ощущение от него — приятный такой холодок — осталось. И впрямь Нина стала замечать: во время обычного своего вечернего обхода красавец-комендант задерживает на ней взгляд дольше, чем на остальных.
А как-то бросил будто невзначай, а сам взглядом до самых глубин души хочет коснуться:
— Зайдёшь ко мне?
— Зайду, — пообещала Нина.
В отличие от других заключённых у Сальникова был свой угол, на который никто не посягал — неслыханная привилегия.
У Нины даже возникло ощущение, будто каким-то непостижимым образом она оказалась вдруг за пределами зоны.
— Проходи что ли в мою берлогу, — улыбнулся остановившейся на пороге коморки в тамбуре девушке.
До того восседавший на стуле, покрытом каким-то пледом, встал навстречу гостье, сделал широкий жест рукой, означающий что-то вроде: проходите, чувствуйте себя как дома.
В берлоге было довольно уютно.
— Так и живём, — перехватил комендант взгляд Нины, скользнувший по стопкам газет и журналов на старом письменном столе. — Не жалуемся, только женской руки не хватает.
