Там жизнь взошла и юность колосилась,
И начиналась зрелость, но потом…
Как приговор какой-то темной силы
Висит на нем, что продан будет дом.
Тот старый дом, наверно, станет сниться —
Гнездо, что свито дедом и отцом,
Где мать ждала — в тревогах вечных птицей
За нас больших шальных своих птенцов.
Мне звонкую калитку не потрогать
И больше никогда не увидать —
Спешит, слегка хромая, батя строгий,
В глазах бесята. Чуть отстала мать.
И не услышать лай, сперва сердитый,
Потом смущенный и уже не злой.
И не пробраться в сад, где ветви свиты,
И яблони мне руки тянут — свой.
Последний раз дверь заперта за нами.
Оставлен стол, комод, сундук, кровать…
Нет, не легко своими же руками
Свое гнездо чужому отдавать.
Мы разбредемся, молча глядя в землю,
Чтоб больше не сойтись на месте том,
Где, зову чувств и совести не внемля,
Мы предали тебя, отцовский дом.
Всё позабуду, всё изгладят годы,
Но знаю, что остался навсегда
Щемящий звук калиточной щеколды,
Который дом послал нам вслед тогда…
