Но где-то наверху слышится яростный звериный крик, и в ту же секунду девичье тело оказывается безжалостно схвачено.
— Хочешь умереть? — шипит мучитель. — Я тебе помогу.
* * *
Ужас стиснул горло. Самоубийца очнулась. По левому запястью одна за другой бежали тяжелые вязкие капли.
Девушка тупо глядела на окровавленную одежду и пол. Бешено колотилось сердце. Сколько бы ещё она так просидела — неведомо, но тут резко задребезжал дверной звонок.
Рука скользнула по кафелю, затылок встретился с бортиком ванной. Шипя от боли и злости, хозяйка квартиры поднялась на ноги и побрела к двери.
На пороге стояла Ленка с сострадательной миной на лице — чистая, переодевшаяся и… виноватая.
— Кась, ребята сказали, ты заявление написала, И я… вот… в общем… Ну, прости меня, ляпнула сдуру. Ты ж знаешь — я такая. Чего уж сразу увольняться-то? — и она повисла на створке, пытаясь вдавить её внутрь и прорваться в квартиру.
— Лен, я не обиделась, — слабым голосом начала успокаивать её виновница кафешного переполоха. — Просто надоело все. Ты на свой счет не принимай…
Приятельница кивала, но продолжала давить на створку. Кассандра же упрямо наваливалась со своей стороны. Однако едва взгляд гостьи упал на окровавленное запястье, натиск усилился, и напарница буквально ввалилась в квартиру.
— Ты что — сдурела?! — закудахтала она, хватая подругу за ладонь. — Ты вены, что ли резала?
Вены? Кэсс только сейчас осмысленно посмотрела на изувеченную руку, а поскольку адреналин уже схлынул, от собственной окровавленной плоти стало дурно. Незадачливая самоубийца стала медленно оседать. Сквозь туманную круговерть она услышала грохот, словно кто-то со всей дури распахнул входную дверь. Ленка что-то кричала, а потом все кануло в темноту.
Густая пелена рассеялась сразу же, как только на руку щедро плеснули чем-то, безусловно, исцеляющим, обеззараживающим и щиплющим. Счастливо спасенная жертва суицида неблагодарно зашипела.
Странно, что верещащую о «скорой» Ленку слышно откуда-то издалека. Тогда кто же обрабатывает рану? Кассандра с трудом повернула тяжелую после обморока голову. На неё смотрел Зверь. Желтые глаза, узкие вертикальные зрачки, хищная искра в глубине. Рот сам собой распахнулся для крика, но звериный взгляд стремительно сделался человеческим — голубым и пронзительным. Девушку затрясло. Она вырвала руку, не заботясь, что на рану ещё не наложен бинт, и забилась в угол дивана, на котором, оказывается, лежала.
— Лен, у подруги твоей истерика, — констатировал мужчина, — посмотри, на кухне водки нет? Ну или другого чего-нибудь. Да хватит вопить! Порезался человек, бывает.
