— Я бы, во-первых, сразу же тысяч этак двадцать старикам отвалил. Живут они одни. А я им мало высылаю. Ну, сама знаешь, какие деньги у проводника. Во-вторых, оделся бы с иголочки. В-третьих, долги бы отдал — семьсот рублей: костюм я купил.
— Ну, а ще яки мечтанья?
— А на остальные гроши нанял бы я, Галю, педагогов, и чтобы они нас с тобой раз-два — и в техникум подготовили. Это, пожалуй, самое главное.
— И меня, бидну, не забув!
— Почем ты знаешь, может, я и хочу главным образом для тебя найти деньги! А что же все-таки ты-то сделаешь, найдя их?
— Я бы в милицию сдала, чтобы другой чоловик не пострадав! Понял?
— Так-то оно так, — ухмыльнулся Бричкин, — да ведь я такие гроши хочу найти, какие никто не терял.
— Ох, выдумщик, горе мени с тобой.
Бричкин весело побежал к своему вагону по рельсу, как мальчишка, вихляясь из стороны в сторону и балансируя разведенными руками…
Проносились увядшие равнины Западной Сибири. Речонка бурлила в корягах, золотые березки остановились у воды. Поднимая пыль, вдали катились маленькие, как спичечные коробки, колхозные грузовики. Всюду были разбросаны сухие, пестрые рощи. На деревьях висели огромные белые буквы: «Да здравствует Родина!» Вдоль дороги проносились красиво выложенные по откосам белыми кирпичами слова: «Миру — мир».
Близился Новосибирск. Всего лишь полпути. Полынин за трое суток высох, глаза лихорадочно и подозрительно следили за Бричкиным. А тот смотрел на него с насмешкой. Полынин злился. Бричкин видел это и с удовольствием принимался подтрунивать:
— Слушай, Василий, а вдруг выиграю я?
Полынин прятал глаза:
— Ну, чего ты зудишь? И зудит и зудит.
— А ведь, наверное, я, вот какое-то предчувствие у меня есть, честное слово.
Полынин угрюмо бормотал:
— Ну, что же, значит, твое счастье. А для чего они тебе, собственно, деньги-то? Ведь все равно по ветру пустишь.
— И пущу! Я хозяин над деньгами, а не деньги надо мной. Все спущу в месяц же. А то возьму и подарю их яслям. Вот идея!
— Нет, видно, у тебя не все дома, — с трудом произносил Полынин, — ну, ладно, не трепись. Иди, иди!
— И что ты за человек, Василий? Какая муха тебя укусила? — с удивлением разглядывал его Бричкин. — Был нормальный, все как полагается, начальство тебя хвалило, а вот как случилось это с облигациями… Нет, не нравишься ты мне, — с сочувствием вздыхал Бричкин.
— Чего ты привязался, как слепой к забору? Я не барышня, чтобы нравиться, — Полынин свирепо выкатил глаза.
— Вот верни тебя, положим, в дореволюционное время, интересно, кем бы ты стал? — задумчиво спрашивал Бричкин.
