Листопад в декабре | страница 28
Крылышко с Наташей убегают в глубь сада. В арыке плывут, крутясь, груши. Вода насобирала их, пробегая через многие сады. Девочки ловят груши, вода булькает под их руками.
За кустами звучит смех.
— Мамка с папкой играют, — говорит Наташа басом, — как маленькие, всегда дурачатся. Идем к ним.
Дядя Вася без рубахи, в галифе и в сандалиях. Он гоняется за тетей Надей, а она прячется за деревья. Поймав, он легко берет ее на руки. Тетя Надя смеется, барахтается, а дядя Вася поднимает ее все выше и выше.
Крылышку вспоминается: темнота, папа машет руками, на кровати мечутся не то две женщины, не то одна мама. Лицо у девочки становится пасмурным.
В комнате у тети Нади пахнет яблоками и корзинами, в которых они лежат. Крылышку так хорошо и весело здесь с Наташей, что она забывает о своем доме.
Мама, уходя на работу, кричит ей в окно:
— Молоко и сыр в шкафу! Поешь.
Крылышко ничего не отвечает…
Перед вечером приходит из больницы папа. Крылышко радостно визжит, прыгает.
— Пей молоко, — суетится она, — мама тебе оставила. И сыр. А конфеты я съела.
— Мама домой приходила поздно? — спрашивает папа, и губы его вздрагивают.
— Нет, она приходила рано, — весело отвечает Крылышко.
— У нас никто не бывал?
Крылышко густо краснеет, глаза бегают из стороны в сторону, а лицо улыбается. Она поспешно говорит:
— Нет, нет… Никто…
Отец задумчиво смотрит ей в лицо. Морщины на лбу собираются гармошкой, хоть Крылышко и не сжимает их пальцами.
Крылышку не хочется уходить, но она торопливо уносится в сад.
Свечерело. Куры неуклюже взлетели на деревья. Спят на сучьях, как вороны. Уже давно должна прийти мама.
Папа выходит. Садится на пенек у старой ивы. Она толстая и такая старая, что наполовину иструхлилась, сохранился лишь один бок, похожий на большущее корыто, обросшее ветвями.
Лицо у папы темное. Он сидит, опустив тяжелые руки, не может поднять их. Плечи тоже опущены. Может быть, папа очень много работал и сейчас у него все болит? И руки, и плечи, и спина — все болит. А большие черные глаза такие, словно его кто-то очень обидел.
И Крылышко тоже чувствует себя обиженной. Ей жаль папу. Она осторожно подходит и, не зная, что сказать, стоит рядом. Папа виновато и робко улыбается, порывисто обнимает ее. И тут же, наверное, забывает о ней, о чем-то думает.
— Папа, скажи этому дяде Валере — пусть он к нам больше не ходит, — вдруг горячо просит Крылышко и заглядывает ему в глаза.
Папа вздрагивает, морщится.
— У всех дома хорошо. От дяди Васи пахнет яблоками, а от тебя — вином. Мама сердится. Вы ругаетесь…