— Да, бывают положения, затрещит жизнь по всем швам, — задумчиво произносит Ефим, очищая картошку. И не поймешь, о ком он говорит. Он макает картошку в коробок с солью, с удовольствием жует. — Хорошая картошка у вас, рассыпчатая.
— Своя. Думаю до новой дотянуть.
— А у меня уже кончается.
Приплывают издали тревожные, печальные звуки вальса. Они звучат то громко, то еле слышно, и Ефиму опять делается не по себе, словно что-то потерял или хочется куда-то ехать.
Он отрывает цветок сирени, тяжелый, точно из резины, заталкивает за хлястик на кепке, подкручивает усы сразу обеими руками и внимательно смотрит на Варвару.
— Пройдусь, посмотрю, что да как. Спасибо за угощение.
Опять всюду напевают. Тихонько смеются, слышен шорох шагов. «Эх, молодежь!» — вздыхает Ефим, и ему своя жизнь кажется постылой, одинокой.
На знакомой полянке, среди алычи, он снова застает парочку. По привычке набирает полную грудь воздуха и хочет разразиться руганью, но задумывается, выпускает длинно и шумно, как проколотая шина, воздух и машет рукой: «Пускай себе, никому не мешают…»
Неделю Варвары не было в парке — прихворнула. Ефим удивленно заметил, что все похаживает вокруг скамейки, на которой они ели картошку. Покачал головой, усмехнулся. А когда появилась Варвара, снял с ее черных волос зеленого червяка — опустился на паутинке с дерева — и сказал:
— Долгонько не видно было, а мы уж тут соскучились.
Ефиму кажется, что Варвара ходит и двигается красиво. Он чувствует себя рядом с ней корявым, как сухое дерево, неуклюжим и стыдится самого себя. Он старается двигаться «аккуратнее, вежливее», как определяет сам.
Насвистывая, Ефим идет по парку, и впервые деревья нравятся ему. Он удивленно рассматривает их, нюхает. И чувствует Ефим, что любит парк и эти ночи, и, наверное, они лучшие в его жизни. Уже не хочется кричать на парочки, неприятно, что Варвара слышала его ругань. «Лаялся, как пес, — думает он смущенно, — а чего, спрашивается? Темнота!»
В июле трава в парке вымахала по пояс. Сторожа Ефима вызвал директор парка и садоводства Косячков.
— Товарищ Вакутин, я прошу вас — займитесь травой. Скосите, — произносит он слабым и тихим голосом, сидя за столом. Он как-то бережно и ласково смотрит на Ефима светлыми глазами, которые привыкли всю жизнь смотреть на цветы. — А то, сами знаете, перестоит, засохнет, весь парк испортит да еще вдобавок нашего Пегашку оставим без сена.
Косячков удивительно тихий и скромный. Он не умеет приказывать, он всегда просит, боясь обидеть человека.
