– Садись, чаю себе наливай и кайся, – радостно сказал Тюринский, тоже усаживаясь и доливая в свою чашку кипятку. – Давай не тормози, мы внимательно тебя слушаем.
Углов неторопливо уселся, шмыгнул носом и начал свой рассказ, наотрез отказавшись от чая и прочих напитков.
– Сразу скажу, чтоб лишних вопросов не было: у меня есть надежное алиби – три свидетеля, что я никуда не выходил из дома. Кроме всего прочего, готов поклясться: никого я не убивал и убивать не собираюсь! Каюсь: пять лет назад я на все сто был уверен, что Америку Трофимов убил. Да тогда все в том были уверены! Шибко этот Трофимов любил надраться так, что маму родную не помнил, так что запросто мог под горячую руку и приятеля на тот свет отправить да уснуть и потом ничего не помнить.
Он задумчиво потер переносицу.
– Ну, ясное дело – теперь вдруг выяснилось, что я был не прав. И я не боюсь признать собственную ошибку. Виноват, невинного оклеветал. Но и сам я, прошу прощения, Америку не убивал, хоть и ходят до сих пор разные грязные слухи…
Тут он снова бросил на меня хмурый взгляд и сразу отвел его в сторону. Его голос зазвучал глуше.
– Так вот, разъясняю конкретно ситуацию, что там получилось у нас с квартирой. Америка со мной по соседству проживал – в соседнем подъезде. То и дело занимал деньги, в том числе и на то, чтобы коммунальные услуги оплатить, хотя у него, как у работника ЖКХ, были неплохие льготы. Пил парень немерено, потому и не хватало ему частенько деньжат.
Углов покряхтел, неторопливо поднялся и развернул стул так, чтобы усесться на него, как всадник на коня, облокотился о спинку и свесил тяжелые кисти рук.
– А у меня сын женился. Представьте, что это за жизнь: в двухкомнатной квартирке – две семьи! Вот я однажды и подошел к Америке, предложил ему: давай, дескать, напишешь завещание, что квартиру свою в случае чего мне оставляешь, а я за это буду тебе все платежи за свет-газ оплачивать. Сговорились. Завещание, как положено, оформили, и я с тех пор все честно платил за Америку, он и горя не знал, всю зарплату на себя тратил. Разве плохо?
– Да в общем и целом неплохо, – вступил я в разговор, заметив, как от моего голоса Углов невольно вздрогнул. – Только непонятно, на что лично вы рассчитывали. Ведь Америке было и до пенсии далеко, не то что до смерти. Какой же в таком случае вам был интерес оплачивать его счета? А если бы он до ста лет дожил?
Углов слушал меня чрезвычайно внимательно, как будто искал какой-нибудь хитрый подвох в словах зловредного москвича. Выслушав, несколько секунд посидел молча, хмуро уставившись на собственные крепко сцепленные руки, затем кивнул, словно соглашаясь с моей логикой, и ответил так:
