Капитан снова наклонился ко мне, и я увидел, что у него все лицо пошло пятнами, а на висках выступил пот.
– Вижу, капитан. И слышу. Продолжай.
Он в очередной раз разлил водку, и я краем глаза увидел, что Ляля вроде бы поднялась со своего места и, резко отодвинув стул в сторону, куда-то направилась.
Впрочем, это совсем другая история, а меня гораздо более интересовала та, что рассказывал Тюринский.
– Вздрогнем!
– Вздрогнем.
Мы вздрогнули, и рассказ продолжился.
– Сам понимаешь, в нашей деревне каждый суслик – агроном, и все друг про друга всё знают. Так что быстро всплыл тот фактик, что Трофимов, когда проходил службу в армии, попал в спецназ, где всякие такие приемчики практикуют, – капитан подмигнул и в очередной раз принялся за разлив водки.
– Потому его и признали виновным? – я изо всех сил старался, чтобы голос мой звучал твердо.
Капитан кивнул в ответ.
– Тут и искать долго не надо было – двое за столом, больше никто никого не видел. Зато уж Трофимов бил себя в грудь, что невиновен! Это я отлично помню. Мы все ходили на заседания, когда шел суд, и каждый раз парень вскакивал с места и, рыдая, кричал, что никого не убивал.
– Но его посадили.
Тюринский вновь кивнул, подтверждая мою правоту.
– Осудили и посадили. Прошло пять лет, и вот он вернулся.
Я хитро (как мне казалось) усмехнулся.
– Вернулся и был убит точно таким же ударом, каким якобы он сам убил пять лет назад своего друга.
Капитан закрыл глаза и молча кивнул. Я подумал, что он засыпает, и в свою очередь потряс его за плечо:
– Не спи за рулем!
Он вздрогнул и широко раскрыл свои глаза василькового цвета.
– За рулем? Слушай, а у меня ведь тачки нет. И бог с ней! Но домой пора ехать. Погоди, друг, я звякну своим – кто там у нас сейчас в дежурке?..
Капитан звякнул в дежурную часть, и через пару минут за нами подъехал полицейский «уазик», благополучно доставив по домам.
Таким образом, в час ночи я вновь был в доме бабы Арины, в ее кровати, мгновенно погрузившись в сон.
Так завершился мой второй день в Глухове.
Я был разбужен по-глуховски традиционно: в полной темноте ночи заухала сова на чердаке, и тут же мне на грудь прыгнул кот, уставившись зелеными фонариками своих глазенок на меня, несчастного.
Я ощущал ужасную жажду и тоску, а потому не сразу сообразил, что все еще нахожусь в нечистом доме бабки Арины и на груди у меня сидит кот, которого я сам прозвал Мавриком, кажется, в честь того самого мавра, что задушил свою супругу Дездемону.
