* * *
Спаси и сохрани душу раба твоего господи, укрепи и направь его разум ибо пребываю я во мраке неведенья и только вера в тебя опора мне. Шесть седмиц прошло с того мига как потерпев неудачу в бегстве решил искать спасения в смирении и победы над злом непротивлением. Но мне ль тягаться своими слабыми силами с силой властвовавшей на земле от Адама али не понял я сути умишком своим? Но ни душа и тело мои не подвергались ни искушениям, ни страданиям, токмо сомнения терзали душу мою. Демоница, видя решительность, мою лишь заботилась о насыщении утробы боле ничем не искушала безропотно и по своей воле выполняя уроки кои в монастырях исполняют послушники, а в миру — честные жены. Может в том и состояло искушение — смутить душу мою и усыпить прозрение, ибо перед таким смирением, а ведь известно что павший гордец и таковы (тоже) последовавшие за ним, усомнился я, кого видят глаза мои — порождение исконного зла, али плод противоестественного союза человека и зверя.
Дана ли такому монстру душа и чья она будет? Может ли быть спасена или удел ее прах… Господи, укрепи веру мою в сомнениях. В разуме же, хитроумия великого и лености не меньшей сомнений (моих) в том не было, ибо придумки ея для облегчения трудов телесных неохватны мыслью. Знакомо ей и упорство в труде (жаль) лишь цель его не души спасенье, а избавление от будущих (трудов). Денно и нощно молил господа о просветлении, но грехи мои закрыли мне взор. Знаков было дано много — не корчило ея ни от слова писания святого, ни от вида креста спасения и вод освященных, но и склонности сердечной к вере или жажды спасения даже зверям бессловесным она не проявляла — спокойно наблюдала вознесение литургии либо проповедь Слова Божьего, возвращаясь после к хлопотам суетным.
Бессловесность ея смущала дух мой, ибо на все скромные знания языков Вавилона людского не увидал понимания. Не пыталась (она) повторять за мной слова мои хоть это могут и птицы небесные, разумом не благословлённые. Но желания свои напротив выражала указанием перстами и звуками нераздельными, воем и рыком. Помыслил я уродство закрыло (путь?) к речи, но слуха она не лишена и остер он вельми. А может просто всемогущий боже, по мольбе моей, запечатал усты ея дабы не дать погубить душу мою?
Зрил я влечение ее к книгам Слова божьего, но как дитя (в них) влекли лишь картинки, хоть и таила деяния свои, но видно (было) где книгу открывали. А после заметил новину, раздобыв неведомо где камень мной не виданный, резцом своим творила она из него распятие. Взволновался дух мой, но таилась она, и узрел я результат в конце лишь, когда она со всем смирением предала в руки мои для освящения.
