Мы захватили автобус 320 «Черноголовка-Москва». Пассажиры проявили понимание и потеснились.
«Мы не устроим второй Норд-Ост? – сказал Наталья Георгиевна. – Надо правильно укладывать и усаживать, кто сидеть может». Правильно так: на бок, чтобы рвотными массами асфиксии не было.
Катя, которая Катя Кривоножка. Девочка на каталке. У нее были обожжены ноги. Ноги, которые не ходили из-за ДЦП. Спросила: «Наталья Георгиевна, нас навсегда увозят отсюда? А нам сказали, что скоро мы встретимся с нашими мамами». Наталья Георгиевна ей: «Катенька, встретитесь. Мы сделаем вам мам. Достанем. Клонируем». Она сама чуть не плакала. Она-то знала, что никаких мам нет, и не будет. После своего бегства из уральского детдома – исследовательской лаборатории, они стали вне закона. Они рабы. На них объявлена охота. Их хотят продать. Потому что они представляют научную и стратегическую ценность.
Рассказывали, что так говорили дети, когда их эвакуировали из Чернобыля. Сидя в автобусе и глядя в окна на свой город, они спрашивали: «Мама, мы сюда больше никогда не вернемся? У нас не будет дома?» Никто не знал, что не вернутся, а они знали.
Я уже знала, что мы создадим новый интернат на базе Бестужевской школы. Позовем туда жить учителей, психологов, всех, кому не живется в Москве. Московские квартиры могут сдавать, в Бестужево жить. Там масса брошенных домов. Даже с иконами стоят дома, старинными прялками, корзинками из берестяного лыка, лаптями. Мы знали чем будет заниматься «пусси-дозор».
Они на Урале жили изолированно, в закрытой фактории недалеко от староверского селения Божемой. Их как детей с особыми способностями исследовали в боксах. Снимали информацию с головного мозга. Нагружали химией и смотрели, что получится. Когда показатель придут в норму. Кроме Вовы и Кати, была немая (но не глухая) девочка Оксана. Мальчик с валторной, которого звали Валторнист. И потрясающе исполнял только одну вещь, трио Брамса для валторны. Мальчик, которого называли «голем». У него неживое, воскообразное выражение лица и чуть монголоидные глаза. Немного на японца похож. Негритенок, курчавый, нос, черты лица характерные, но потом когда отмыли на месте, оказалось что не негритенок. Саша-Альбинос: глаза кроличьи, красные. Цвета радужки нет, только видно сплетение кровеносных сосудов. Еще один мальчик, с благородными утонченными чертами лица, мы его прозвали «принц худосочный». И другой принц, с длинными пальцами, прозрачной кожей, не столько индиго, сколько голубой кожей. У него хрустальная болезнь. Проявляется усиленной ломкостью костей. Его потом так и звали: Хрустальный принц. И Таня, тоже девочка, которая не ходила, как Катя. У нее было заболевание врожденная мышечная дистрофия. Она, как ни странно родом из наших мест, почти из Бестужево. С хутора Язовицы, в пяти километрах от Бестжуево, вверх по течению. И десятая Ребекка, девочка со звезды. Ее мы сразу не заметили, потому что бывают люди, которые есть но их не видишь. Она не из Божемойского интерната, не с Урала, она приблудилась своим ходом в ангар. Она просто как-то «оказалась» посреди снега, елок национального парка Лосиный остров. Именно так называется это место. Не говорила и ничего не помнила. А на анализе крови у нее потом выявились не эритроциты, а кровяные клетки в виде звезды Давида.
