Из складок одеяла вывалился тонкий предмет и стукнулся об пол — в тишине особенно звонко. Рябинин поднял его, не сразу сообразив, что это такое. Интересная шариковая авторучка: фигурка Буратино, вытянутая по одной прямой с пишущим носом.
Рябинин положил ручку на столик и широко зевнул.
Был труп, но не было места происшествия. Стереовидение пропало. Рябинин близоруко оглянулся, вздохнул и сказал:
— Доктор, начнём.
Тронникова натянула перчатки, пощёлкивая резиной на запястьях, и сдёрнула одеяло. Рябинин пригласил понятых ближе и начал составлять краткий протокол.
— Сергей Георгиевич, — склонился к нему Петельников. — Это же естественная смерть. У неё два приступа было.
— Запишем, уж коли приехали, а дело возбуждать не будем, — тихо ответил Рябинин, прислушиваясь к голосу эксперта, которая долго и нудно диктовала о зрачках, телосложении и старом рубце аппендицита.
— Видимых телесных повреждений нет, — наконец перешла она к главному, — кости черепа и лица на ощупь целы…
Рябинин подошёл к трупу, чтобы самому убедиться в словах эксперта. Тронникова слегка отодвинулась, давая ему обзор и продолжая диктовать.
Он писал и думал, что надо всё-таки навести порядок с выездами на места происшествий. Здесь не только следователю прокуратуры, но и милиции делать нечего.
— На левой кисти имеются два линейных прижизненных кровоподтёка, — додиктовала Тронникова и сняла перчатки.
— Причина смерти, доктор? — спросил Рябинин.
— Только после вскрытия. Очевидно, сердце.
— А что это за кровоподтёки?
— Пустяки, следы пальцев. Вероятно, её переворачивали. Ну, я пошла в машину.
Она подписала протокол и направилась к выходу. Только теперь Рябинин заметил, что нет эксперта-криминалиста, словно тот угадал свою ненужность. Рябинин вытащил из портфеля фотоаппарат и на всякий случай снял общий вид комнаты и позу трупа, хотя на убийстве с этого бы начал.
— Симпатичная была женщина, — сказал Петельников. — Кандидат наук.
— И молодая, — согласился Рябинин, ещё раз заглядывая в паспорт. — Симонян Вера Ивановна.
Окинув напоследок взглядом комнату с её блестевшим стеклом, он пошёл к выходу. Что-то мелькнуло, на чём-то глаз хотел задержаться, на какой-то тёмной точке, — тот ещё глаз, со стереовидением, но не задержался, потому что не было убийства.
— Мельчаешь, Вадим, — сказал на лестнице Рябинин. — Пустяками занимаешься, меня от преступления века отрываешь.
— Какого преступления?
— Ну как же: дорожный каток в утиль сдали.
