На этом запись обрывалась.
И вообще других тетрадей не было. Последняя запись, сделанная Симуковым.
Значит, храм Творчества найден! Но почему об открытии не знают ни Дамдинсурэн, ни Ринчен, ни археологи? Может быть, кроме нас, никто не дотрагивался до заветной тетради, а Симуков по каким-то причинам не успел доложить на совете о своем открытии?
— Тот самый Ангира! — воскликнула Мария. — Камень Тайхир… Ангира бывал вместе с Симуковым в храме Творчества. Мы должны немедленно поехать в Их-Тахир…
Фантазия заработала. Оповестить начальство о находке — или пусть организуют экспедицию, или мы сами поедем разыскивать таинственный храм…
Но увы… Наутро я получил приказ: немедленно выехать в Советский Союз, в распоряжение штаба фронта! Война…
Так и остался храм Творчества нереализованной мечтой. Монгольская эпопея закончилась.
Закончилась, но не завершилась: теперь вот, почти три десятилетия спустя, я возвращался в Монголию. Найден ли храм Творчества?.. Даже если до сих пор не найден, то не мне искать его. И Комитета наук больше не существует — есть Академия наук МНР.
Рейсовый самолет почти не двигался. Время еле-еле переставляло ноги. Но все-таки мы стремительно продвигались вперед. Просто мы находились в зоне безвременья.
Неожиданно самолет начал снижаться — прошли через Хэнтэйский хребет! Дрогнуло сердце.
Я уперся лбом в иллюминатор: это была она, Монголия…
Я едва переступил зеленый порог Лимба, как здешние дела стали затягивать меня в свою воронку, будто и не уезжал вовсе. Все здесь было мое, все будило воспоминания. Лимб с каждым мгновением наливался красками, расцвечивался яркими одеждами, зазвучал знакомым говором, горловым и протяжным пением и заунывным зудением морин-хура. От ржанья коней дрожали горы и долины, звякали боталы верблюжьих караванов; мелодично пели деревянные колеса монгольских арб-тырок.
Кто-то там далеко, может быть на том берегу реки, в малиновом халате неторопливо трюхал на коне и пел; возможно, то было эхо прошедшего времени, я различал знакомые слова:
Ай нан-аа, хо, хо, хо!
Снилось: будто встретились с тобой,
Пробудился — вновь я одинок.
Ай нан-аа, хо, хо, хо!..
Переливалась «уртын дуу», так называемая протяжная песня, которую еще никому не удалось положить на ноты. Да и не удастся никогда. В беспредельности веков племена монгольского корня создали свое уникальное пение, неизвестное у других народов. Без протяжной песни трудно представить себе монгола.
— У вас хорошо получалась «уртын дуу», — сказал я Дамдинсурэну.
