Она никого не узнала из приглашенных, и уж тем более, никто не узнал ее. В углу копошились фрикоподобные, определить пол по боевому раскрасу и несуразному подобию одежды не представлялось возможным. Като попыталась заговорить с одним из них, но похоже, фрику не требовались пассажиры в его трипе.
Наступая на ноги неформалам, и ничуть этого не смущаясь, самозабвенно предавались вакханальной пляске три полуобнаженные девицы, все, как одна, из солярия и выкрашенные в «супер-блонд».
Наблюдать за ними было забавно и интересно только поначалу. Шоколадная сладость уже раздражала вкусовые рецепторы. Да и эта малоквадратная попойка в целом начинала действовать ей на нервы — в крошечном пространстве между холодильником и кухонной плитой, в компании свисающих отовсюду поварешек-половников…
Бейлиз выпили до того, как все узнали о его существовании. Коньяк на розлив тоже недолго продержался, а в шоколадном фонтане пузырилось белое и неопознанное нечто, и из него уже никто не решался пить.
Като вспомнила, что сестру так и не поздравила, и отправилась на ее поиски. По пути она миновала туалет, возле которого выстроились в очередь наименее крепкие здоровьем гости. Чуть подальше, прислонясь к стене, задушевную беседу с пустой бутылкой из-под бейлиза вел фрик с кухни.
— Ты до чего людей доводишь, гламурное ты пойло? — отчитывал он пустую бутыль.
Пафос его речей заглушили звуки чьих-то страданий, доносящиеся из туалета.
Като прошла дальше и остановилась в дверях их крохотной спаленки. Сестра, пудрясь, сидела к ней спиной, а слева от нее на кровати примостилась ее закадычная подруга Ламнари Фарловелл.
— Можно подумать, веселиться мы не умеем, — недовольно пробурчала Канта, рассматривая себя в зеркальце.
Като прокашлялась. Неважно, о ком была эта реплика.
— О, Като, — Сестренка резко захлопнула зеркальце и обернулась. Вид у нее был откровенно растерянный. Ламнари тоже взглянула на вошедшую, только без выражения, как на пустое место. Она недолюбливала подругину старшую сестру, называла Като скучной занудой. И Като отвечала Ламнари взаимностью — всячески намекала ей, что надо еще умудриться из всех шоу-румов выбрать такие «стадные» вещи, и, конечно, этот новомодный разрекламированный парфюм — ни дать, ни взять — освежитель воздуха. И в довершение картины — вечно трясущаяся собачонка, измученная необходимостью сидеть у хозяйки на руке в позе горжетки. Никакой зависти, в которой обвиняла ее Канта, все это у Като не вызывало. Только жалость и сочувствие. К ни в чем не повинной собачонке, конечно же.
