«Синие» кварталы заманивали сеансами живой натуры в так называемых академиях искусств, где девчонки-натурщицы позировали голыми совершенно бесплатно. В комнатах дополнительно предлагались карандаши и фотоаппараты без пленки. Как ни крути, это были весьма уважаемые заведения, где правила должны соблюдаться. Ну, а то, что любители искусства потом проделывали со своими моделями, было их личным делом, а также предметом сложных финансовых переговоров.
Я не собирался ни делать наброски с этих размалеванных шлюх, ни пользовать их каким-либо иным образом, но мне все же нравилось сидеть в баре и наблюдать за происходящим со стаканом пива в одной руке и с поджаренным на углях шашлычком из свиных сердечек — в другой. Я наблюдал конечно же не столько за девицами, сколько за их сутенерами — крутыми парнишками в белых брюках и черных очках, которых они не снимали, наверное, даже ночью. Иногда мне везло, и кто-нибудь из них позволял мне развлечь себя, доставить ему удовольствие в гостиничной комнате отеля за углом или, если удача улыбалась мне по-настоящему, в одной из комнат этого борделя, насквозь пропахшего потом, сексом и дешевым одеколоном. Но даже когда я благоговейно преклонял перед ними колени, они иногда отказывались снять свои черные очки.
Рядом с «синими» кварталами располагалось несколько заведений, где обслуживали джентльменов вроде меня, но они обычно кишели вздорными юными идиотами, которых я презирал от всего сердца. Кому нужен плюгавый и жеманный ассистент парикмахера, лапающий тебя за волосы на руках, как дешевая проститутка? Я люблю мужчин, а не этих фальшивых девчонок, или сестричек-с-хреном, как сами японцы их называют. Мужчин можно найти, скрываясь в засаде у храма Ханадзоно, следуя традиции, которой насчитывается свыше трехсот лет и которая, рад доложить, жива по сей день. Водители-дальнобойщики, строители и им подобная братия — все шли туда, если хотели по-быстрому получить облегчение со старыми трансвеститами, компенсировавшими техникой недостатки внешнего вида. К тому же они были гораздо дешевле, чем шлюхи в «красных» кварталах. А если еще и пьяны или возбуждены, то даже позволяли удовлетворить их бесплатно.
Хотя приходилось вести себя осторожно, потому что трансвеститы эти бывали очень злыми. Если тебе заедет в челюсть мужик, большой беды нет. Это ведь Япония, как ни крути. Но мне частенько приходилось увертываться от острого высокого каблука. А одна почтенная царица ночи даже хотела пырнуть меня ножом. Все произошло очень быстро. Задрала юбку, сунула руку за подвязку — и лезвие пружинного ножа промелькнуло у меня перед носом, не достав до лица каких-то нескольких сантиметров. Но в основном мы с ними ладили. И пока я не вмешивался в их бизнес, трансвеститы относились ко мне с долей изумленной толерантности. Кое с кем из них — с Ёко-Феллацио и Синдзюку-Мари — я даже подружился. Раньше Ёко-Феллацио воевала солдатом в Бирме. Одному богу ведомо, что она там, в джунглях, потеряла. Однажды она рассказала мне, как ее взвод во время муссонных ливней застрял в дельте реки Иравади. Когда вода поднялась, ребята, чтобы спастись от крокодилов, вскарабкались на деревья. Ослабшие от голода и усталости, многие не выдерживали и разжимали руки, и ты слышал их вопли, пока крокодилы пировали. Правда, такие воспоминания были довольно редки. Обычно мы обсуждали всякие фокусы. Феллацио знала сотни способов заставить мужика кончить, даже не снимая с себя одежды. Когда же она занималась тем, что умела делать лучше всего, всегда проверяла, не забыла ли снять зубные протезы. «More metter» («Так более лучше»), — уверяла она на своем корявом английском.
