Овада-сан и правда был очень богат (его дед изобрел новый тип шелкоткацкого станка — прямого отпрыска агрегатов по производству соевого соуса) и тратил свои деньги с размахом. Гости на его вечеринках делились на особые категории: эстеты-ориентофилы, борцы за прогресс в самых разных его ипостасях, а также художники — некоторые же прогрессивные, но все очень модные. Я принадлежал к отдельной категории: забавное ничто. «Забавным» меня находила миссис Овада, которая достаточно доверяла мне, чтобы либо обращаться со мною как с капризным ребенком, либо использовать меня как духовного наставника (именно второй ролью у меня чаще всего заканчивались отношения с друзьями женского пола). Множество маленьких проблем их семейной жизни вливались в мои всегда сочувственно раскрытые уши — его тайные измены, ее неудовлетворенные желания, его равнодушие к ее идеям, ее презрение к его политическому лицемерию… У меня появилось чувство, будто я знаю господина Оваду гораздо ближе, чем он мог бы предположить. Это давало мне ощущение превосходства над ним — эдакого мизерного шпионского превосходства, которым я тогда, к своему нынешнему стыду, наслаждался. Поскольку ни деньгами, ни известностью я не обладал, тайное знание оставалось моим единственным капиталом.
В тот памятный вечер, когда Ёсико впервые встретила Исаму, я как раз гостил у Овады-сана. Народу в гостиной собралось уже много, и все, само собой, обсуждали ужасного сенатора Маккарти, поскольку в те дни это было единственной темой для разговоров на прогрессивных сборищах.
— И как они травят бедного Чаплина! — сказала мадам Овада. — Не знаю, как долго мы сможем вытерпеть в этой стране.
Исаму сказал, что больше не чувствует себя американцем и ждет не дождется, когда снова уедет в Японию.
— В новой Японии, — сказал он, — даже коммунисты свободно могут выражать себя, как им хочется. Никогда не думал, что это скажу, но я горжусь тем, что я — японец. Там сейчас время больших надежд, и люди готовы учиться новому!
— Совершенно согласен, — сказал Брэд и поднял бокал с шампанским за «новую Японию».
— И за дорогого Чарли Чаплина! — воскликнула мадам Овада.
— За Чарли! — сказали мы все.
И в этот момент, сметая все на своем пути, в комнату влетела Ёсико — красивая, как никогда, в сиреневом кимоно с темно-синим оби.
— Чарли Чаплин? — сказала она. — Обожаю Чарли! Никто так не привержен миру во всем мире, как он. Очень любит Японию. Знаете, он всегда рассказывает, как ездил в Японию еще до войны. Говорит, что в отеле «Нара» самые лучшие туалетные комнаты в мире. Чарли очень привередлив в отношении туалетов. Кто-нибудь из его людей всегда проверяет туалетные комнаты даже в частных домах перед его визитом…
