Он рассказал, как ему не повезло при жеребьёвке на трудовую повинность» как чуть не погиб от жажды в песках.
— Если нет тебе удачи, лучше не ищи её, — говорил Худайберды-ага. — Не везёт бедняку, хоть плачь. Вот — я. Купил как-то старую лошадь, дёшево купил, а вместе с ней и арбу разбитую. Думал, всё будет подспорьем, если я в свободное время буду в город ездить, на базар, подвозить людям кладь. Пять-шесть пятаков не нелика прибыль, но всё — доход. Тогда ещё и разговоров не было, что объявится налог на лошадей. Подрядился я с одним везти на мельницу пшеницу. И что бы вы думали, как на грех, перед самым городом вода сквозь плотину просочилась, целое болото грязи на дороге. Дошла моя кляча до середины болота и остановилась — ни вперёд, ни назад. Я её понукаю, я её кнутом, а она только раскачивается, И вдруг сама упала. Перепугался я, соскочил в грязь. Тут не о грузе забота, лошадь бы целой осталась. Измазался грязью так, что не приведи аллах, но всё же поднял свою клячу. Люди собрались, смеются, хозяин пшеницы ругается, а мне хоть самому в арбу впрягайся. И тут подъезжает Бекмурад-бай на своём жеребце…
Худайберды-ага помолчал, восстанавливая в памяти минувшее. Бекмурад-бай тогда тоже принял его сторону. Он соскочил с коня, цыкнул на насмешников и сказал: «Бери жеребца, Худайберды-ага, запрягай в свою арбу. Он тебе её сразу вытащит, глазом моргнуть не успеешь».
И верно. Старик только крякнул, когда рослый, гладкий жеребец единым махом вынес на сухое место застрявшую арбу. Худайберды-ага обнял коня за шею, гладил его горбоносую морду, несколько раз поцеловал в шелковистый храп. А потом взмолился: «Господи, дай и мне когда-нибудь такого коня, услышь мою молитву хоть один раз, господи!»
Услышал бог или нет, но Бекмурад-бай, который стоял рядом, задумчиво поигрывая плетью и внимательно рассматривая измазанную клячу Худайберды-ага, неожиданно предложил: «Давай сторгуемся конями!»
Старик даже обомлел от неожиданности, настолько невероятным показалось предложение. Но бай не шутил. Он отдал своего жеребца, а взамен взял старую клячу. В доплату обрадованный Худайберды-ага отдал ему всё, что только мог наскрести в доме. Остался долг, но и этот долг был быстро погашен с помощью нового коня, на которого старик наглядеться не мог.
Радость бедняка продолжалась недолго. Когда пришла развёрстка на лошадей, жеребца забрали, уплатив за него такую цену, за которую и хорошего ишака не купишь. И Худайберды-ага горько пожалел, что не оставил у себя свою клячу — таких, как она, в налог не брали, она-то осталась на подворье у Бекмурад-бая.
