Вода монотонно рокотала внизу, и Худайберды-ага показалось, что не к богу летят сто мольбы, а маленькими камешками падают в эту равнодушную чёрную воду, падают — и безответно тонут, тонут, тонут, тихо погружаются в мягкий и липкий ил дна, чтобы никогда больше не подняться на поверхность. Тонут мольбы, тонут желания, тонут силы — всё исчезает в холодной и пустой тьме.
Старик огляделся. До землянки, где он жил со своим напарником, было уже рукой подать, но неподалёку тёплым призывным светом горело окошко знакомого домика. И Худайберды-ага, поколебавшись несколько мгновений, свернул на манящий огонёк. Конечно, человек — не бабочка, чтобы лететь на свет, но когда в мире так много холода, равнодушия и зла, кто упрекнёт человека за то, что он потянулся к теплу?
Сергея очень обрадовал неожиданный приход гостя. На столе появился чай, остатки небогатого ужина.
Когда Худайберды-ага напился и отогрелся, он рассказал обо всём, что произошло за этот день. Сергей слушал, не перебивая, потом хмуро и непонятно пообещал:
— Допрыгается! Дохапается!.. — Помолчал и закончил: — Ты очень вовремя пришёл, отец. Ты мне нужен, понимаешь? Для очень важного дела нужен.
Старик с готовностью закивал, до глубины души обрадованный, что понадобился хорошему человеку. Он готов был сделать всё, о чём бы ни попросил его Сергей. Вот если только обмануть надо или убить кого — на это он, конечно, не способен. А так — любую просьбу.
— Дело такое, отец: завтра ты не пойдёшь на работу.
Худайберды-ага удивился: нельзя не идти, воды могут не дать, если он свою делянку не закончит.
— За делянку не волнуйся, — успокоил Сергей. — Её братья Клычли докопают, мы уже об этом договорились. Полторы делянки тебе сделают, вместо одной, полтора надела воды получишь.
На глазах старика навернулись слёзы благодарности. Он отвернулся, чтобы Сергей не заметил его слабости, как бы невзначай провёл рукой по лицу.
— Сегодня Клычли целый день землекопов обходил, — продолжал Сергей, деликатно делая вид, что ничего не случилось. — Он узнавал имена тех. кто. не выдержав работы, продал свои делянки. Набралось пятьдесят человек без одного. Но это — не все, кто ушёл. Надо, чтобы имена всех, оставшихся без водного надела, стояли в заявлении, которое мы написали на имя пристава Шубина. Вообще-то он теперь не пристав, а комиссар уезда, слуга «его величества» Керенского… Ну, да тебе, Худайберды-ага, пока в этих тонкостях не разобраться. Понимаешь, отец, о чём я говорю?
