А о нем верхушка АК отзывается уже так, будто тот выполняет некую миссию, что отрицалось, разумеется, Москвой, потому-то и ценен был Константин Андреевич Калугин для Москвы, и чем больше ею дезавуировался таинственный капитан Советской армии, тем больший вес приобретал он, и Сталин от «ВМН» скатился до традиционного червонца («десять лет за…»), что и было спустя некоторое время исполнено, что и стало элементом игр, которыми не устают забавляться сильные мира сего. Штаб Власова наполовину, если не больше, состоял из агентов ГРУ, и о Калугине могли давно уже доложить Сталину, но ужас всей варшавской трагедии в том и заключается, что не о мирных гражданах столицы думали вожди, а о послевоенном устройстве Европы.
Пока же Калугин всем был нужен. И все цеплялись за него в последней надежде спасти Варшаву. Немцы бросили на восставших все карательные соединения, власовцев тоже, и Армия Людова, все-таки до Калугина добравшаяся, вручила ему перо, и тот написал листовку, обращенную к бывшим сотоварищам, Калугин убеждал власовцев переходить на сторону восставших. Под листовкой стояла подпись: «Находящийся при польском командовании восставшего народа капитан РККА Калугин».
29-я гренадерская дивизия СС, из русских сплошь состоявшая, не дрогнула, листовкой, грубо говоря, подтерлась и продолжала усмирять взбунтовавшееся население с такими неевропейскими причудами, что даже чистопородные немецкие эсэсовцы были уязвлены и сконфуженно расформировали власовцев. (Никто из них и не думал перебегать к тем, кого вот-вот заграбастают в плен, если не расстреляют.) Калугину пришлось вторично взывать к благоразумию расшалившихся мародеров, просовет-ская газета «Армия Людова» тиснула его статью, которую постигла участь листовки.
Но листовка обрела значение пиаровской, как сейчас говорят, акции, Калугин вошел в историю восстания, фамилия его уже неотрываема от него; точнее выражаясь, он вляпался в историю; фальшивая банкнота то обменивалась на рубли, фунты, злотые и доллары, то признавалась поддельной. Без Калугина картина варшавского восстания была бы неполной. О нем впоследствии писали, им мистифицировали, Калугиным бахвалились, обычный военнопленный превратился в легенду, против чего активно выступал сам Калугин, в письмах на имя руководства АК открещиваясь от присвоенных ему функций связника Рокоссовского. Однако в тех же письмах он называет себя офицером «глубокой разведки» Генштаба. Последнее дало повод польской «двуйке» обвинить Калугина в шпионаже и разложении АК.
