Мы с Женькой синхронно хихикнули и переглянулись, пользуясь тем, что с переднего сиденья ничего не видно, но Максим нас коварно выдал.
– Что вы ржете? – недовольно поинтересовался он.
Оксана недоуменно взглянула в зеркальце:
– Да, что смешного?
– «Ту тикетс ту Даблин, плиз»[26], – сквозь душивший его смех проговорил Женька. И продолжил известный анекдот: – «Куда, блин?» – «Туда, блин!»
– Да-а, – протянул Максим. – Вершины юмора!
– Расскажи ты анекдот, – предложил Женька.
– Проходит ирландец мимо паба… – начал Максим.
– Ну? – подбодрил его тот.
– Все, – невозмутимо заметил его брат. – Можно смеяться.
– Да-а, – в свою очередь протянул Женька. – Вот это я понимаю – национальный юмор!
– Вам не понять, – важно кивнул Максим.
– Приехали, – объявила Оксана.
Она припарковала машину на стоянке, и мы направились в кассу за билетами. Вместе с ними нам выдали красные и зеленые кружочки, которые следовало наклеить на одежду.
– Это что-то вроде пропуска, – пояснила Оксана. – Тут три комплекса сооружений, один из которых сейчас закрыт, там еще раскопки идут. Все это дело ведь не так давно открыли, лет пятьдесят назад. Я на стенде у кассы прочитала, – пояснила она.
Оказалось, добираться до сооружений надо на автобусе – комплекс занимал нехилую территорию. Трясясь по проселочной – типично русской! – дороге, мы с изумлением осматривались по сторонам. С погодой нам сегодня исключительно повезло – ярко голубело небо, ослепительно-белые облака казались вырезанными из бумаги, зеленели холмы, на которых паслись стада одинаковых черно-белых коров, тоже будто ненастоящих, из детского набора «Ферма».
Наконец нас высадили у огромного круглого холма.
– Это и есть Ньюгрейндж, – кивнула Оксана. – Можно будет зайти внутрь. А сейчас давайте экскурсовода послушаем.
Экскурсия проводилась, естественно, на английском, поэтому я только что уши не вытягивала, стараясь не пропустить ни слова и побольше понять. К моему удивлению, это оказалось совсем не сложно: экскурсовод – милая девушка с гладко зачесанными назад волосами – говорила четко и ясно, старательно артикулируя слова.
Я поняла, что перед нами погребальная камера, по своему устройству напоминающая знаменитый Стоунхендж. Она сложена из огромных каменных блоков весом то ли двадцать, то ли сорок тонн – в масштабах каменного века это было непринципиально. Камера устроена так, что раз в год, в день зимнего солнцестояния, в нее проникают лучи восходящего солнца и освещают ее на несколько минут. Но этого уникального зрелища удостаиваются лишь избранные счастливцы, а мы, простые смертные, увидим имитацию поразительного явления. На этом месте рассказа нам предложили войти внутрь.
